Рыбы поют в Укаяли

Тогда же со мной произошел следующий случай. Я ехал из Куритибы в Понта-Гросу по железной дороге, и так как у меня было много вещей, я решил сдать их в багаж. Чиновник на вокзале в Куритибе взвесил их, однако, начав выписывать квитанцию, о чем-то задумался и в конце концов предложил мне такую аферу. Багаж весит триста килограммов, и его транспортировка обойдется мне примерно в сто мильрейсов. Он напишет на квитанции, что багаж весит только шестьдесят килограммов; это обойдется мне лишь в двадцать мильрейсов, а разницу, то есть восемьдесят мильрейсов, мы честно поделим пополам. Таким образом, вместо ста мильрейсов я уплачу только шестьдесят. Это предложение отнюдь не восхитило меня, тем более что при этом присутствовало четверо свидетелей: двое моих спутников и двое носильщиков из Куритибы. Я уже собрался отказаться, но один из моих спутников, хорошо знакомый со здешними обычаями, шепнул мне, что у меня есть только один выход — согласиться, иначе багаж просто пропадет в дороге или же возникнут какие-нибудь другие неприятности. Мне пришлось согласиться. Багаж действительно благополучно прибыл к месту назначения, и по дороге ничего не пропало.

Когда впоследствии я рассказывал об этом случае моим знакомым в Куритибе, они были удивлены, что все кончилось хорошо и что в Понта-Гросе мне не пришлось столкнуться ни с какими неожиданностями. Дело в том, что чиновник из Куритибы мог позвонить по телефону своему коллеге в Понта-Гросе и посоветовать ему еще раз взвесить мой багаж и взыскать с меня разницу в восемьдесят мильрейсов, которую они поделили бы между собой. Однако он этого не сделал; как мне сказали, я встретился с исключительно честным чиновником.

В Южной Америке по поводу бесчисленных переворотов и «революций» бытует такое же бесчисленное множество анекдотов; некоторые из них чертовски правдивы и остроумны. Вот один из них.

Некий генерал, посылая на помощь своему коллеге, попавшему в переделку, свое лучшее подразделение, роту добровольцев, отправил и письмо, в котором писал: «Посылаю в твое распоряжение сотню бравых волонтеров. Буду безмерно благодарен тебе за незамедлительное возвращение наручников…»

Наконец дождь перестает. Над противоположным берегом Укаяли в облаках появляется просвет. Давно пора, потому что у нас уже кончился кашаш, единственное — кроме воспоминаний — лекарство от тоски, которую наводит дождь на Укаяли.

Вода, вода, вода…

Рядом с безграничным, жестоким и ненасытным девственным лесом существует в бассейне Амазонки стихия еще более ненасытная и жестокая, мир еще более необъятный: вода.

Здесь протекают самые могучие в мире реки, заливающие в половодье необозримые пространства; в этих реках живут самые большие в мире пресноводные рыбы. Водяные пары густой пеленой поднимаются с поверхности этих рек в разогретый воздух. Именно воде обязан своим существованием изумительный бескрайний девственный лес.

Укаяли — один из многих притоков Амазонки. Я живу в Кумарии, недалеко от того места, где Укаяли берет свое начало. Даже здесь, почти у подножия Анд, эта река достигает в ширину около километра. Однажды я решил измерить ее глубину напротив моей хижины. У меня был восьмиметровый шнур с грузилом. Уже в пяти метрах от берега я не смог достать дна, глубина превышала восемь метров.

У Икитоса Амазонка так глубока, что прежде, в годы лучшей конъюнктуры, сюда заходили большие океанские суда. Во время моего пребывания в Икитосе меня поразили маневры перуанской военной флотилии, которые производились так свободно, словно все это происходило в большом морском заливе.

Около Табатинги, близ границы между Перу и Бразилией и еще сравнительно недалеко от Кордильер, Амазонка уже несет в два раза больше воды, чем крупнейшая река Европы Волга. А в устье эта речная лавина вливает в океан столько воды, сколько могли бы дать двенадцать Волг.

Однажды в марте мы пережили на Укаяли настоящее светопреставление. Ночью неожиданно разыгралась тропическая буря, которая с каждым часом все усиливалась и до рассвета не давала нам сомкнуть глаз. Утром мы не узнали реки. За ночь уровень ее поднялся на четыре метра, то есть в ней прибавилось примерно столько воды, сколько выносит в море Рейн. Это уже была не река, а какое-то воплощение буйства. Она металась, брызгала пеной, яростно клокотала, кидалась вспять, образуя внезапно бездонные воронки и чудовищные водовороты. Целые деревья — богатыри леса, и какие-то сваи неслись с верховий вздувшейся реки; они с грохотом налетали друг на друга, усиливая адский хаос.