Рыбы молчат по-испански

Там ей становится спокойнее. Солнце светит так ярко, что перехватывает дыхание – кажется, душа вот-вот вылетит вон и растворится в этом ликующем, ослепительном сиянии. Мимо проезжает автомобиль – глаза не различают его цвет, не успев привыкнуть к солнцу. Плетется старушка в допотопной шляпке, ведя на поводке двух дворняг – это и есть та самая бабуся из соседнего подъезда, которая, возможно, в скором времени обнаружит Нинин труп.

Спускаться в метро смысла не имеет: от ее дома до Маяковки совсем недалеко. Нина выходит из подворотни и идет пешком вверх по Тверской улице. Времени у нее достаточно.

Когда уже потом, много дней спустя Нина вспомнит тот день, он будет казаться ей бесконечно долгим и белым-белым. Словно никаких других красок не оставалось в мире, который протянулся длинной улицей от Белорусского вокзала до самой Красной площади, кроме этой белизны. На самом же деле Нину тогда окружало много других цветов: серые, голубые и бежевые стены старых зданий, пестрые рекламные щиты, витрины магазинов и банков, вывески кафе, которых в этой части Тверской улицы в последние годы появилось так много. Асфальт жаркий, сухой, мальчишки несутся ей навстречу на роликовых коньках, и она отходит к фасаду какого-то дома, пока они не исчезают все до одного. Потом ее нагоняет озорной теплый ветерок, толкает в спину, обдает пылью и запахом весеннего города.

Нина замедляет шаг: до встречи с неизвестным остается еще почти сорок минут, которые предстоит чем-то заполнить. Она машинально рассматривает знакомые с детства здания родной улицы. За последние годы здесь многое изменилось. Когда-то, еще совсем недавно, не было ни отелей, ни бессчетных банков. В этом доме появился первый в Москве «Баскин-Робинс», казавшийся роскошным и баснословно дорогим, а в следующем жил знаменитый клоун Карандаш – Нина проходит мимо мемориальной доски. А этого здания не было вовсе, хотя внешне оно напоминает старинное, московское: подделки были выполнены так искусно, что когда на месте ветхого двухэтажного особняка появлялся новый дом, Нина не сразу замечала подмену.

Внезапно у нее снова возникает чувство, что за ней наблюдают. Игра складывается таким образом, что о ней знают довольно много – ее имя, фамилию, номер мобильного телефона. Наверняка знают и многое другое – про сирот, фальшивые печати, про Аду и Ксению – а она не знает ничего ни о Павле, ни об Эвелине, ни об иных людях, которых может встретить в этот вечер на своем пути, и встреча с которыми может окончиться для нее непредсказуемым образом. И главное, Нина не знает, зачем она им понадобилась, в какую игру ее хотят втянуть. После пережитой ночи она без малейших колебаний может рассказать начистоту все что угодно: про обманутого и убитого Кирилла, про то, что его убила, конечно же, Ксения, и даже про то, что чудовищное злодеяние не вызвало у нее абсолютно никаких эмоций, кроме громадного облегчения, а это, скорее всего, последняя степень нравственной деградации, – словом, она готова рассказать этим людям такое, в чем никогда никому не призналась бы раньше… Но дело обстоит иначе: неизвестные все это прекрасно знают – так, во всяком случае, считает Нина. Знают даже, как она выглядит – недаром телефонный Павел ничего не спросил про ее внешность, а Нина забыла уточнить, как узнают они друг друга в толпе возле метро, а значит, за ней давно уже следят, прослушивают ее телефон, а сейчас крадутся позади, чтобы помешать ей бежать, если мысль о побеге внезапно придет ей в голову.

Нина остановилась и посмотрела вокруг себя – посмотрела открыто, с вызовом. Страх исчез, и она готова встретиться с преследователем лицом к лицу. Это может быть кто угодно – старик на остановке, который смотрит на Нину рыхлыми слезящимися глазами. Женщина за окном кафе, которая машинально разглядывает ее через стекло – на столе перед женщиной стоит стакан с чем-то белым, должно быть, молочный коктейль, и тарелка с салатом, но в следующее мгновение она отворачивается и равнодушно подносит ко рту вилку, на которой салатные листья, перепачканные майонезом. Или вон тот турист – целится фотоаппаратом куда-то вглубь домов, а сам потихоньку фотографирует Нину…

Нет, это невозможно, эти люди не похожи на шпионов. Но знает ли Нина, как выглядят настоящие шпионы?

А может, у нее после пережитых потрясений в самом деле развилась мания преследования, как у Кирилла? Или у Кирилла вовсе не было никакой мании, просто он всегда знал, что за ним следят…

Вот и площадь. Памятник Маяковскому. Нина переходит на другую сторону Садового кольца и оказывается возле метро. У нее остается еще пятнадцать минут совершенно пустого праздного времени.

Она встает у выхода из метро возле афиш. Высокий молодой человек случайно толкает ее на ходу, извиняется, быстро исчезает в толпе. Нет, это точно не Павел. Двое мужчин, по виду явно не москвичи, пристально ее разглядывают, но ни один из них тоже не может быть Павлом, они смотрят на нее по привычке, как на любую молодую привлекательную женщину, ей хорошо знаком этот напряженный оценивающий взгляд.