Рыбка из «Аквариума»

— Что тебе сказать? Маленький, провинциальный городок Нийон, тихий и уютный, на берегу озера Леман, совсем недалеко от красавицы Лозанны. Весь утопает в виноградниках. Не такая уж и провинция. Есть железнодорожная станция и порт на озере. Мы — нийтонские обитатели, свято храним реликвии времен Римской империи, гордость города — готский феодальный замок. Ну, что еще сказать? Основан город при кельтах и назывался тогда Новиодунум. Римляне называли его — Хулиа Экеструе. В пятом веке вандалы разрушили город, и он встал из руин только в 625 году.

— Ага! — сказала Глория, — очень интересно!

Казалось, она знала это и проверяла его.

Поэтому весь день, перед будоражащей воображение встречей с Амалией, он провел среди букинистов в книжных магазинах подержанных книг на улице Дон-селес, и его усердие было вознаграждено. Он обнаружил и приобрел то, что искал. Теперь, в следующую встречу с Глорией, он как бы невзначай откинет крышку вместительной сумки его любимого «Контакса», и она увидит там книги Эдуарда Рода: «Молчание», изданную не так давно в переводе на испанский язык в Мадриде, и «Стендаль», выпущенную издательством Гашетте в Париже еще в 1892 году. И он покажет — ей сочинение Эужена Эврона — вот что наставники из «Аквариума» обязаны были положить в его чемодан перед отъездом, — где разбиралось творчество «его прадеда» в одном ряду с Ростаном, Метерлинком, Ролланом и Анатолем Франсом.

Встреча с Амалией превзошла все его ожидания. Эта женщина действительно была серьезно в него влюблена. Снова каскад страстей, уверения в вечной любви. Но Петр уже держался иначе, не позволял страсти целиком захватить его. Его не оставляла мысль, что он проделывает все это по заданию Центра, что он лишь звено в той операции, которая столь неожиданно началась в его собственной постели. В чем она заключалась, он не знал, но чувство тревоги все нарастало.

Резидент потирал руки от удовольствия. В такие, довольно редкие минуты его жизни он вспоминал свою молодость, первые победы на любовном фронте, мечты о будущем. Что ж, многие из них осуществились, попасть на столь ответственную работу в ГРУ — удел немногих.

Прослушав в очередной раз звукозапись, оказавшуюся по причине несовершенства миниатюрного магнитофона не очень-то качественной, он все же остался удовлетворенным. Однако в полный восторг начальник пришел от фотографий, выполненных на фотопленке сверхвысокой чувствительности, которая всего месяц назад впервые была прислана в резидентуру и вот принесла первый успех.

— Порядок! — говорил он самому себе. — Его лицо мы замажем, а мордочка блудницы — лучше не придумаешь. Ну и шлюха же она в постели! Повезло капитану! Опасность, однако, в том, если он втрескался в нее по уши. Ничего! Его задача — другая. И голос его на пленке изменим. Гениально!

Отобрав пяток наиболее качественных фотографий, командир вызвал к себе в кабинет шифровальщика — мастера на все руки — и своего заместителя, каждому дал поручение. То, что несколько дней назад Шевченко доложил о том, что вице-президент банка за хорошие деньги купил у шофера Амалии Лопес ключ от ее дома, нельзя было рассматривать иначе как еще одну удачу. «Фарт в руку!» — сказал резидент самому себе.

Его заместитель, который имел возможность, в случае крайней необходимости, вызывать на личную встречу Пятого резидента нелегальной резидентуры, получил исчерпывающие указания.

* * *

В то время как Мишель Род, перед ужином, купался
в целебных теплых водах Лас-Эстакоса, в Мехико происходили интересные события. Амалия Лопес обычно
возвращалась из банка домой сразу после восьми вечера и тут же отпускала своего шофера, а через час и
горничную с поварихой. Шофер уезжал до утра, а горничная и повариха — жена садовника жили во флигеле,
что находился в глубине сада. Сама же хозяйка дома
забирала дневную почту, газеты, журналы и отправлялась читать их в свою постель. В ту самую минуту, когда неизвестный позвонил в
ворота виллы вице-президента Национального банка и
вручил привратнику толстый пакет с золотым тиснением, Амалия Лопес не слышала, как отодвинулась штора окна ее спальни и в нее проник человек, чье лицо по самые глаза было закрыто черным платком.