– О, новое лицо! Наконец-то! Голубчик, вы знаете, какие-то пьяные люди нас заперли… хотели надо мной надругаться, ограбить. Я пожалуюсь генералу!
– Выходите, это самое, – дружинник показал рукой, – на волю.
Вслед за ней появился мужичонка в лаптях:
– У меня сынок за народный Комуч кровь льёт, а меня – под запор…
Проходя мимо солдат, барышня узнала их, отвернулась, ускорила шаг.
– Ну, – пробормотал Быбин, – а где пацан? – вошёл в помещение. Через минуту выбежал: – Держи-и их! Убили!
Барышня мчалась прочь по уходящей вдаль узкой полосе: справа – бесконечно длинный пакгауз, слева – громыхающий по рельсам состав. Сизорин и Лушин настигали её. "Лапоть" попытался вскочить на тормозную площадку вагона, но Быбин с Шикуновым оторвали его от поручней, повалили наземь.
Быбин, обычно степенный, сейчас чуть не дрожал, сбивчиво объясняя дружиннику:
– Мы троих привели-то… пацан с ними ещё, малолеток! И – нету! Захожу: где? А? Под опилками – неживой…
Парень шагнул в пакгауз, вытащил на свет тело, вытащил привычно, будто мясную тушу. Нагнулся, поворочал, пощупал.
– Удушен. Вишь, дорожки на шее.
Лушин и Сизорин, выкручивая ей сильные руки, привели ожесточённо сопротивлявшуюся беглянку. Шляпка с вуалью потерялась, растрёпанные волосы упали на лицо. Женщина тяжело дышит, всё в ней клокочет неистребимо-ненавидящим упорством.
Её сообщник выглядит как-то "суше", он сидит на земле, низко наклонив голову, сжав её ладонями.
Шикунов поражённо и вместе с тем в отрадном облегчении объявил:
– Ведь он это заране знал – Володечка! Увидите, мол, что выйдет: против чего никто не попрёт. Вот и вышла истина.
Порыв ребячливости сделал непохожим на себя Быбина – он бурно восхитился Ромеевым:
– Очень расчётливо понимал. Заметили, как он крикнул, чтоб эти услышали: уезжаем-де! уходит наш эшелон! Чтоб эти думали: если их отопрут, то уж другие – кто про пацана не знают. И придушили, – закончил ликующе, как мог бы сказать: "Попались!"
Впрочем, его настроение тут же сменилось. С гневным презрением обратился к пойманной:
– Боялись, значит, что снова может рассказать?
Лушин выругался:
– Отомстили! Не терпелось отомстить, у-уу, краснюки-погань, кар-ратели… – он смачно, с чувством сплюнул.
Быбин поторопил:
– Ведём назад в контрразведку!
– Ну, ты! – вдруг набычился дружинник. Он был из тех малых, что знают себе цену. – Не х… командовать! – направил на добровольца громоздкую "Гра".
Тот вытаращил глаза:
– Ты чё?
– У меня приказ: отпустить! Пусть идут.
– Но они убили!!! – вскричал с безумным лицом Сизорин.
– На меня это без влияния. Я здесь с приказом: отпустить. Будешь ещё мне указывать!
"Лапоть" встал на ноги. Барышня отбросила волосы с лица.
– Ну, уж нет! – Быбин выстрелил из винтовки в воздух, закричал: – Тревога!!!
На тесном пространстве между пакгаузом и железнодорожным полотном собирались добровольцы. Раздвигая толпу, подошли чешские легионеры: офицер и двое рядовых.
Пострадавшие от большевиков смотрели на чехословаков как на спасителей. Благодаря им советской власти не стало от Волги до Тихого океана. И они держали себя соответственно.
Офицер с холодной властностью, нажимая на "о", спросил:
– Что про-зочло?
Ему стали рассказывать… Он был отлично сложён, осанист, аккуратно подрубленные узкие усики, тонкой кожи чёрные перчатки. Достав портсигар, серебряный, с монограммой, вынул папиросу, щёлкнул зажигалкой, закурил. Задавал вопросы, уточняя, что именно узнавали барышня, "лапоть", парнишка у военных около эшелонов. С цепким вниманием выслушал поочерёдно четверых добровольцев, осмотрел труп подростка. Вдруг с улыбкой обратился к барышне:
– Отчэго он убитый?
– Не знаю! Контрразведка меня отпустила! Вам подтвердит началь…
Хрусткий звук удара. Молодая женщина отлетела в толпу: та раздалась – и она упала навзничь, вскинув длинные ноги в красивых ботинках. Платье и нижняя юбка задрались, обнажив гладкие пышные ляжки.
– Сучэнка! – чех сделал ударение на первом слоге. Вынул изо рта папиросу, плавно выдохнул дым. – Взъят!
Майор Иржи Котера был пражанин. До мировой войны он занимал видную должность в крупной торговой компании, что закупала в России лён, пеньку, коноплю. Поскольку требовалось бывать в России, Котера выучился говорить по-русски. Истый патриот, он ненавидел австрийцев и мечтал о независимой Чехии. Попав на фронт, перебежал к русским, вступил в чехословацкий легион, чтобы воевать с Австро-Венгрией. Когда легион (чаще его называют корпусом) выступил против большевиков, Котеру, учтя его знание русского языка и опыт общения с русскими, назначили на одну из руководящих должностей в срочно сформированной контрразведке.
12.
Володя, со связанными за спиной руками, сидел на стуле в кабинете Онуфриева. Тип в некрашеного холста косоворотке с засученными рукавами ударил его по губам аршинной дубовой линейкой.
Роговский стоял поодаль на сверкающем паркете в позе несколько театральной, хотя подозрения царапали по сердцу всерьёз.
– Повторяю: с кем из офицеров вы шли на связь?
Ромеев получил ещё один удар линейкой; из разбитых губ капала кровь.