Рыба-одеяло

Кит проделал новый трюк. Почти весь выпрыгнул из воды. Под­нялся столбиком над бухтой и захлопал нарядными грудными плавниками, будто зааплодировал нам. Брюхо и бока его усеяли причудливые ра­ковины самых разнообразных размеров и расцветок, каких и на океан­ском дне не отыщешь.

– Красотища! – ахнули мальчишки. – Оторвать бы хоть одну!

– Не красота, а мученье, – сказал старый рыбак. – Этого груза на нем килограммов четыреста будет, даже ход тормозит. Сейчас он чесать­ся пойдет!

Кит и в самом деле помчался к недавно построенной деревянной пристани, чтобы ободрать об нее раковины. Часовой берегового склада вскинул винтовку: «Стой!»

Пристань жалобно затрещала. Часовой выстрелил, но пуля для кита – что укус мухи: двухметровый слой жира надежно его за­щищает.

Хрупкая пристань не понравилась великану. Недовольный, он под­плыл к нашей «Медузе». Когда один борт судна уходил от его бока, он нырял под киль и терся о другой. «Медуза» качалась, как в двенадца­тибалльный шторм. По палубе с грохотом, туда и сюда, носилась боль­шая железная бочка с тавотом, угрожая смести все на своем пути. В камбузе полетели тарелки, ложки, зазвенели разбитые стаканы. Кок подхватывал посуду, набивая себе синяки. Чертыхаясь, он вылетел на полубак[24] и стал яростно швырять в кита кастрюли.

– Ты что, с ума сошел? – закричал завхоз с берега. – Посуды тебе не жалко?

– Не жалко! – орал кок. – Суп выплеснулся из котла. Чем кор­мить буду?

– Убы-ы-ыток! – тонким пронзительным голосом вопил завхоз. – Сейчас я его утихомирю! – И побежал к пограничникам.

– Застрелите кита!

– За что? – спросили пограничники.

– Судно утопит!

– Убивать горбачей запрещено законом.

– Ну хоть попугайте его, выгоните из бухты.

Но пограничники наотрез отказались выполнить просьбу завхоза.

А кит уже покинул «Медузу». Очень подвижная щетка! Стал искать что-нибудь покрепче и остановился у цементных массивов, приготовлен­ных для стенок порта. Этот скребок в несколько тонн весом не шелох­нулся. Он с удовольствием чесался о него и ободрал, наконец, налипшие за время долгих путешествий водоросли, ракушки, коронулы, морские желуди и «уточки», напоминающие цветы «львиный зев».

«Чесальщик» успокоился, и водолазы приступили к прерванной ра­боте. Мы приваривали стальные конструкции к причалам бетонного пирса. Но кит оказался очень любознательным. Когда на дне бухты вспыхнули голубые огоньки электросварки, он нырнул посмотреть, что это такое. Мы сразу присели на грунт и выключили горелки – ведь раз­давит нас с размаху такая махина! В воде мгновенно стало темно. Ны­ряльщик остановился на полпути и, перепуганный, выскочил на по­верхность. «Ну, – думаем, – ослеп!» Водолазы во время сварки закрывают иллюминаторы цветным фильтром, а у кита даже простых очков нет. Мало ли что может наделать слепое животное! Кто знает, какое у китов зрение.

– Как он там? – продолжая сварку, спрашиваем по телефону.

– Бегает!

– Ни обо что не ушибся?

– Не волнуйтесь, – успокоил нас Онуфриев, – видит!

Мы облегченно вздохнули.

Народ на берегу не расходился до самого вечера. Уж очень забав­ные акробатические номера показывал гость. Говорили, что в этот при­ход он особенно играет.

А рядом с рыбаками стоял наш механик Иван Макарович Онуфриев и выспрашивал у них все новые и новые подробности о ките. Весь день он внимательно следил за ним и бормотал странную фразу: «Неужели Иван Макарыч?»

– Поющий, говоришь? – произнес он. Еще раз пристально оглядел кита и наконец радостно воскликнул:

– Да, это он! Батюшки! Ну, детина вымахал!

И развел руками.

Мальчишки тесным кольцом окружили Онуфриева и жадно впились в него глазами. А тот никак не мог успокоиться:

– Вот не думал, не гадал, где встретимся!

– Дядя Ваня, а вы этого кита знали?

– Мой тезка!

Бородатый, могучий Иван Макарович Онуфриев прежде плавал на китобойных судах и ушел с промысла потому, что не выносил вида крови убитых гигантов. Его китель, порыжевший от океанской соли и ветров, походил на китовую кожу. Только не росли на нем водоросли и не было раковин. Даже пуговицы на бушлате Онуфриева выточены из китового уса, а из зуба кашалота – рукоятка такелажного ножа. Волнуясь, он поведал нам удивительную историю.

– Наше судно, – сказал он, – возвращалось в порт. Вдруг вахтен­ный увидел на волнах китиху. Тело ее колыхалось с гарпуном в спине. Какой-то браконьер убил. Акулы еще не учуяли запаха крови, но могли вот-вот примчаться. Возле китихи бегал среди пустынного океана оди­нокий детеныш. Он все терся о бока матери, беспомощный, как малень­кий теленок, и жалобно плакал. Хотел молока. Умрет с голоду малыш или станет жертвой хищников.

Я и предложил его взять на судно, чтобы доставить в какую-нибудь бухту. Там безопасней, и «кашка» из планктона[25] будет. Эта мысль понравилась всем, даже суровому капитану. Тут же спустили шлюпки, поймали китенка, застропили под брюшко. Раздалась команда: «вира!» Мощная лебедка подняла его над палубой и бережно опустила в трюм, который заполнили морской водой.

Приемыш сразу забегал в бассейне. Ударялся мордочкой о желез­ные стенки и бил хвостом.