Рваные судьбы

– Что это ты бабу свою распустил совсем? Срамота на всю Осиновку. Средь бела дня с полюбовником своим лобызалась. Хоть бы постыдилась. Тьфу!

Дед Митя плюнул. Леонид побледнел, на лбу выступил пот.

– Какая вожжа ей под хвост попала? – продолжал дед Митя, ругая Нюру и всех баб, вместе взятых, на чём свет стоит. – Ты же знаешь, я не злой, и по-доброму отношусь и к тебе, и к Нюрке твоей. Но за такое по головке не поглажу. За гульки налево бабе спуску давать нельзя. Мало того, что с другим шалается, так ещё и совесть всякую потеряла – не стесняясь, прямо на перроне повисла у него на шее, как брошка, и не оторвалась от него, пока и поезд не подошёл. Это же надо такое! Ты чего молчишь?

– Спасибо вам, дед Митя, – сказал, наконец, Лёня, стиснув зубы. – А теперь я пойду.

– Ну, иди, иди, – покачал головой дед Митя. – Вот бабы, бесово отродье. Одни беды от них.

Лёня пришёл домой в бешенстве. Он больше не мог молчать. Если всё зашло так далеко, что ему об этом уже говорят просто посреди улицы, то пора было действовать. Да как бы не было поздно. Но это всё равно. Ведь теперь страдало не только его уязвлённое самолюбие и мужское достоинство, но и честь и доброе имя их семьи.

Он вошёл в дом, резко распахнув дверь. Нюра сидела у окна, подперев щёку рукой, и напевала какую-то песню. Глаза её были припухшие от слёз. Но Лёня сейчас ничего этого не заметил. Он остановился в дверях и спросил хрипло:

– Ты была сегодня на вокзале?

Нюра прекратила петь и ответила:

– Да.

– Что ты там делала? – продолжал Лёня.

– Провожала, – ответила Нюра спокойно.

– Кого?

Нюра посмотрела на мужа и заметила его бледность и то, как ходили желваки на его щеках.

– Зачем тебе? – спросила она, снова отворачиваясь в окно.

– Я спрашиваю, кого ты провожала? Отвечай! – он повысил голос.

– Не говори со мной таким тоном! – гордо заявила Нюра, снова повернув к мужу лицо.

– Нюра, пожалуйста, ответь, – как можно спокойнее сказал Лёня. – Кого ты сегодня провожала? Кто это был?

Нюра повела бровью. Лицо её сделалось непроницаемым.

– А кто ты такой, чтоб допрашивать меня? – ледяным голосом сказала она.

Лёня отшатнулся. Слова больно резанули его. Но ещё больнее резануло то презрение, с каким были произнесены эти слова. Он сделал отчаянную попытку взять ситуацию под контроль.

– Я – твой муж! И я имею право требовать от тебя ответа! Я имею право требовать верности и порядочности! Ты – моя жена, и должна подчиняться мне! А не гулять налево в моё отсутствие.

Нюра поднялась. Её лицо, перекошенное болью и страданием, бледным пятном зияло в полумраке комнаты.

– Ты – мой муж? – спросила она. В её голосе послышалась насмешка. – Мой муж – он, и только ему я принадлежу целиком и полностью, и душой, и телом, всю мою жизнь! Он – мой муж, и он один может от меня требовать! Только ему одному я покоряюсь и подчиняюсь! Даже если он будет меня бить, всё равно приползу к нему и буду целовать его руки.

Нюра выкрикивала слова, гневно сверкая глазами. Лёня был раздавлен. Он смотрел на неё и не верил, что перед ним та самая Нюра, которую он так беззаветно любил. А Нюра продолжала кричать, уже совсем не сдерживая слёзы:

– А теперь он уехал! Да, я проводила его, и не смогла уехать с ним. Хотела, но не смогла. Собиралась забрать детей и убраться отсюда как можно скорее, но ничего не получилось. И теперь я снова здесь, надолго, может быть, навсегда. Но сердце моё, любовь моя, и все помыслы мои подле него. Только рядом с ним я счастлива! А если тебе что не нравится, так убирайся ко всем чертям! Никто не заплачет!

Она упала на колени и закрыла лицо руками, сотрясаясь от рыданий. Нюра кричала, чтобы он убирался прочь. Она распростёрлась на полу, уткнувшись лицом в сгиб локтя, и дала волю слезам.

Через какое-то время истерика минула, Нюра стала затихать, но продолжала всё ещё лежать на полу посреди комнаты и часто всхлипывать. Скоро рыдания совсем прекратились, и теперь она просто вздыхала. Поднявшись с пола, Нюра обнаружила, что Лёни рядом нет. И вообще нигде в доме и во дворе его не было. Нюра с облегчением вздохнула. Теперь никто не помешает ей предаваться своему горю.

9.

Прошла неделя. Лёня не возвращался, и даже не появлялся. Нюра решила, что он совсем уехал, вернулся на родину в Полтаву. Но, впрочем, ей это было безразлично. Нюра вовсе о нём не думала и не жалела. Всеми мыслями она была с Андреем. Она ждала, что когда-нибудь он сможет забрать её и детей. А сейчас она отсчитывала дни, складывая их в недели, до следующей встречи с любимым.

Прошла ещё неделя. Нюра вышла на работу в продуктовый магазин. Она понимала, что тех денег, которые ей удалось скопить, надолго не хватит. А мальчишкам надо было покупать обувь на зиму. Ведь неизвестно, сколько времени пройдёт, прежде чем она переберётся к Андрею.