Ружья стрелка Шарпа

Шарп соскоблил немного грязи с левого сапога и скатал ее в шар. Затем разорвал соломинку на четыре части, три из них воткнул в шар таким образом, чтобы они образовали трехконечную звезду. Положил шар на ладонь и воткнул четвертую соломинку вертикально.

– Еж, – сказал он.

– Не понимаю, – покачала головой Луиза.

– Это средневековое оружие. Делается из железа. Смысл ежа в том, что, как бы он ни упал, одна игла всегда будет торчать вверх. – Он покрутил ежа, и Луиза убедилась, что одна из игл обязательно принимала вертикальное положение.

– О нет! – До нее наконец дошел замысел лейтенанта. – Несчастные лошади!

– Несчастные будем мы, когда лошади нас настигнут.

Шарп скомкал соломенного ежа и выкинул шарик. Настоящие ежи делались из закаленных гвоздей. Они легко протыкали мягкую стрелку копыта, отчего лошади начинали в панике метаться, становиться на дыбы и пятиться назад.

– Лошади, кстати, поправятся, – добавил лейтенант, видя, как огорчилась девушка простой жестокости оружия.

– Как вы догадались? – спросила она.

– Их применяли против нас в Индии…

Шарп осекся, ибо он только что сообразил, почему так тихо ведет себя толпа.

В самом центре площади была сооружена грубая платформа из досок и винных бочек. На ней стоял стул с высокой спинкой, который Шарп поначалу принял за трон.

Впечатление королевской церемонии усиливала сопровождаемая касадорцами в красной форме странная процессия, приближающаяся к платформе. Ее участники были выряжены в ядовито-желтые балахоны и красные остроугольные колпаки. В руках у каждого был клочок бумаги.

– Бумага, – спокойно пояснила Луиза, – это свидетельство веры. Они прощены, но все равно должны погибнуть.

Высокий стул был отнюдь не троном. Это была гаррота. На высокой спинке имелся металлический ошейник и ворот, при помощи которого осуществлялась излюбленная в Испании казнь. Шарп впервые в жизни увидел подобную машину.

Приговоренных сопровождали священники.

– Они все предатели, – сказала Луиза. – Некоторые служили проводниками французской кавалерии, другие выдавали партизан.

– Вы собираетесь смотреть? – потрясенно воскликнул Шарп.

Если Луиза побледнела при мысли о проколотом копыте, как она собирается вынести зрелище ломающейся человеческой шеи?

– Я никогда не видела казни.

Шарп вглядывался в девушку, словно впервые ее заметил:

– Вы хотите это увидеть?

– Полагаю, в течение ближайших нескольких лет мне придется увидеть много непривычного, не так ли?

Первого человека затолкали на платформу и усадили на стул. На шею несчастного надели железный воротник. Рядом с палачом стоял ризничий отец Альзага.

– Да покоится твоя душа с миром! – прокричал священник в ухо приговоренному, палач зашел сзади и крутанул рычаг ворота.

Священник выкрикнул фразу еще раз, ворот сдавил шею так быстро, что приговоренный умер, не дослушав второго напутствия. Тело на стуле дернулось и обмякло. По толпе пронесся вздох.

Луиза отвернулась:

– Не надо было…

– Быстро, – удивленно пробормотал Шарп.

Мертвое тело со стуком упало на платформу, после чего его сволокли на землю. Отвернувшись от платформы, Луиза молчала, пока крик отца Альзаги не известил, что еще один предатель простился с жизнью.

– Вы думаете обо мне плохо, лейтенант?

– Из-за того, что вы смотрите казнь? – Шарп подождал, пока второе тело не свалилось со стула. – Да с какой стати? На публичных казнях всегда больше женщин, чем мужчин.

– Я не об этом.

Шарп посмотрел на девушку и вдруг ощутил неловкость:

– Я не стану о вас плохо думать.

– Помните ту ночь, в крепости? – В голосе Луизы звучала мольба, словно для девушки было чрезвычайно важно, чтобы Шарп ее понял. – Помните? Когда дон Блас показал нам хоругвь и рассказал легенду о последнем сражении? По-моему, я попала тогда в ловушку.

– В ловушку?

– Мне понравилась его выдумка. Меня воспитали в ненависти к католикам, презрении к их невежеству и в страхе перед их злобой, но никто не рассказывал мне об их славе.

– Славе?

– Мне надоели безрадостные церкви. – Луиза смотрела на казнь, однако Шарпу показалось, что она не понимает смысла происходящего на жестоком стуле. – Мне надоело, когда без конца твердят, что ты грешница и только послушанием можно заслужить спасение. Я хочу хоть один раз прикоснуться к руке Господа во всей ее красе и славе. Я хочу чуда, лейтенант. Я хочу почувствовать себя маленькой перед лицом чуда, но вам этого, кажется, не понять.

Шарп смотрел, как умирал человек.

– Хотите увидеть хоругвь?

– Нет! – воскликнула Луиза почти негодующе. – Я не верю, что Сантьяго достал этот флаг на небе. Уверена, это просто старое знамя, с которым ходил в бой далекий предок дона Бласа. Чудо заключается в том, что сделает эта хоругвь, а не в том, что она есть. Чудо, что мы выжили, лейтенант. Но нам бы это не удалось, мы бы даже не попытались, если бы не хоругвь! – Девушка сделала паузу, ожидая ответа Шарпа, однако лейтенант хранил молчание. Она расстроенно пожала плечами. – Вы по-прежнему считаете, что все это ерунда?