Читаем Ружья, микробы и сталь полностью

Сокращение числа символов до тех, которые обозначали согласные, стало только первым из трех важнейших новшеств, отличающих алфавиты от остальных систем письменности. Вторым должно было стать приспособление для облегчения запоминания: расположение букв в неизменной последовательности и наделение их понятными именами. Наши английские названия букв почти без исключения односложны и бессодержательны («эй», «би», «си», «ди» и т. д.). Напротив, у семитов названия имели определенное значение на их языке — они одновременно были названиями знакомых объектов («’алеф» = «вол», «бет» = «лошадь», «гимел» = верблюд, «далет» = дверь и т. д.). Эти семитские слова были связаны с соответствующими семитскими согласными «акрофонически», то есть первая буква названия объекта («’а», «б», «г», «д» и т. д.) имела то же самое название, что и объект. К тому же, самые ранние семит­ские буквы по форме были часто не чем иным, как упрощенным изображением своих акрофонических объектов. Благодаря этим нововведениям начертание, названия и порядок букв семит­ского алфавита становилось легко запомнить. Множество современных алфавитов, включая наш собственный, по прошествии более трех тысяч лет с незначительными изменениями по-прежнему сохраняют эту оригинальную последовательность (а в случае греческого — даже оригинальные названия букв: «альфа», «бета», «гамма», «дельта» и т. д.). Одной из незначительных модификаций, которую читатели уже, наверное, заметили, стало превращение семитской и греческой буквы для звука г в латинскую и английскую букву с (передающую звук к) и введение римлянами новой буквы для звука гg — на ее нынешней позиции.

Третьим новшеством, завершающим формирование алфавита в его современном виде, должно было стать обеспечение места для гласных. Уже на первых этапах существования семитского алфавита предпринимались различные попытки записи гласных с помощью добавления маленьких букв, указывающих на нужный звук, или точек, черточек и крючков, помещаемых рядом с согласными. В VIII в. до н. э. греки стали первыми, кто стал систематически представлять гласные звуки того же типа буквами, что и согласные. Для своих гласных греки взяли за образец пять букв — «альфа», «эпсилон», «эта», «иота», «омикрон», которыми в финикийском алфавите обозначались согласные, в греческом отсутствующие.

По одной из генеалогических линий калькирования и адаптирующей трансформации к этим первым семитским алфавитам — через раннеаравийские — восходит современный эфиопский алфавит. Гораздо более плодовитой оказалась другая, к которой принадлежит арамейский алфавит, использовавшийся в официальных документах Персидской империи, и происходящие от него алфавиты современного арабского, иврита, языков Индии и Юго-Восточной Азии. Однако лучше всего европейским и американским читателям знакома линия, которая через финикийцев к началу VIII в. до н. э. привела к грекам, от них в том же столетии к этрускам, а в следующем столетии — к римлянам, чьими буквами с небольшими модификациями и напечатана эта книга в исходном англоязычном варианте. Благодаря потенциальному преимуществу алфавитных систем, за­ключающемуся в сочетании простоты и точности, они теперь используются в большинстве регионов современного мира.

Калькирование и модификация — наиболее простой вариант передачи технологии, но иногда он бывает недоступен. Чертежи могут храниться в тайне или оказаться непонятными для тех, кто не знаком с предметом на практике. Просочившаяся информация о сделанном в далекой стране изобретении не гарантирует, что есть возможность разузнать о нем во всех подробностях. Бывает, что нет вообще ничего, кроме общей идеи: у кого-то неизвестно как получилось что-то сделать. Однако даже такое знание об оригинале — результат диффузии идей — вполне способно вдохновить людей на поиски собственных путей к аналогичному результату.

Яркая иллюстрация на эту тему из истории письменности — слоговая азбука, придуманная около 1820 г. в Арканзасе индейцем-чероки по имени Секвойя. Секвойя видел, что белые люди рисуют на бумаге какие-то значки и что благодаря этим значкам им гораздо проще запоминать и произносить длинные речи. Однако поскольку вместе с подавляющим большинством соплеменников Секвойя был неграмотным и не умел ни говорить, ни читать по-английски, как именно работали эти значки, оставалось для него тайной. Будучи кузнецом, Секвойя начал с того, что изобрел систему, облегчающую учет задолженностей своих заказчиков. Для каждого заказчика он нарисовал картинку, к которой пририсовывались разной величины кружки и линии, обозначающие сумму долга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология