Ружемант 5 (СИ)

Видел воспоминания каждой из Восьми — судьба была к ним жестока. Старшина-ружемант, старавшийся создать из оружия девчонок нечто, что впитает в себя злобу войны вместо них: такая, кажется, у него была цель?

Тогда это чье?

Он посмотрел мне в глаза, и я сразу же узнал собрата.

Ружемант.

Могущественный, не поддающийся измерению уровня. Это я-то аватара оружейного бога? На фоне этого молодца я сопля.

— Вот мы и встретились, ружемант. — Гадкий, скрипучий голос вгонял в спокойствие, усыплял бдительность, помогал расслабиться. Поддался на его уговоры, откинулся на спинку стула.

— Мне думалось, никто не сможет прочитать, никто не отважится…

— Зачем? — Вопрос прорвался сквозь пелену моего молчания. Сам не понял, как так получилось. Он осмотрел меня с ног до головы, но уже по-другому.

Выдохнул.

— Мне не хотелось, чтобы их помнили.

— Для этого оставлял послания, заключенные в руж-волнах? Чтобы что?

Вспомнил, как Кэлисса говорила, что ей любопытно — какое сокровище ждет на выходе того ружеманта, что распахнет все тайны? Как бы она сейчас была разочарована…

— Я вкладывал в эти послания попытку упредить. Подобные Восьми будут всегда. Девочки, мальчики, старики и дети с горящими сердцами и отвагой в груди.

— Попытка не удалась. Мы, как и прежде, воюем.

Он обернулся, ответил мне улыбкой.

— Когда-то думал, что война не меняется. Каждый день одни и те же серые будни: стрелять, убивать, пеленать раненых в лубки перевязок. А еще пугает, что когда в очередной раз слышишь про убитого товарища, понимаешь, что слезы давно кончились. Должно быть горько, скверно и мерзко на душе, а вместо этого попросту холодно. Потому что однажды так уже было, однажды тебе уже приносили такую весть… а потом выясняешь, что уже не однажды. Ты попал в извечное колесо.

— Когда-то? Сейчас так не думаешь?

— Не думаю. Потому что рано или поздно перед тобой появляется человек, которого правда боишься потерять. Он тебе не друг, не родственник, но чуешь: не станет его и твой мир окончательно схлопнется. Сойдешь с ума. Я убивал сотни, если не тысячи людей. Руки… да что руки? Я весь в крови по самую макушку. А вот девчата… было в них что-то иное.

— В парнях все хуже? — Ода женственности чем-то напоминала мне Бейкины размышления.

Старый ружемант ухмыльнулся в ответ, расхохотался.

— Должен признать, ты умеешь спросить, парень. Но ты отчасти прав — мне тяжко было увидеть жизнь в мальчишках, потому что до того не хотел смотреть. Восемь? Статуи в столице и по всей стране? Разве они первые? Триста спартанцев, девяносто десантников…

Не стал спрашивать, откуда и как он знает про шестую роту псковского десанта. Оправдался тем, что это предсмертные, невесть почему затянувшиеся флуктуации мозга.

— Героически отдавшие жизнь будут всегда. Можно будет веками глядеть в мраморные лица их изваяний и спрашивать — зачем? Что их сподвигло, заставило, не дало поддаться страху и попросту бежать, забыв обо всем. Они будут молчать — вовсе не потому, что мрамор безмолвствует или им нечего сказать. Просто их подвигу оправдание не нужно.

Он сделал едва заметное движение: мир перед глазами разом переменился. Испарилась избушка, пред глазами возник мрачный лес. Снег хрустел под сапогами, пятки пробирало кусачим холодом. Хотелось закутаться в тонкую ткань куртки, словно в кокон.

— Узнаешь? — Ружемант кивнул на исполинскую фигуру. Яркая вспышка застыла в моменте. Пробитые бензобаки хлестали топливом, но прозрачно-зеленоватые струи застыли в моменте.

Зарождался взрыв.

— Это же…

— Да-да. Транспортник. Тот самый. Заглянем? — рукавом протер миниатюрной окно иллюминатора. Мне ком подкатил к горлу — он что, хочет показать кровавое месиво из меня самого?

Месива еще не случилось. Натка, сорванная с места, летела виском навстречу острому углу. Падение попросту сломает ей шею. Расставив руки в стороны, будто надеясь удержать равновесие, широко раскрыла рот Айка. Лопнул держащий Белку ремень, обещая ей жестокое свидание со стеной.

Все не имело смысла: пламя вот-вот сорвется с места, слизнет их тела, обратит в пылающие головешки.

С ног до головы продирало жутью от одной лишь мысли об этом.

Не было только меня: словно провалился в небытие.

Ружемант, глядя на меня, ухмыльнулся.

— Хочешь это исправить?

— Спрашиваешь!

Казалось, он надо мной издевается. Словно после моего ответа хлопнет в ладоши, и мир заиграет новыми красками. Физика откажется подчиняться собственным законам, отменит взрыв.

— Ты спрашивал, для чего я оставлял руж-волны? Что за сообщение, какую награду. Я пытался донести читавшему, что стоит беречь жизни тех, кто тебе дорог. Они пришли умирать, но не хотят умирать. Твоя награда, парень, — это заклинание. Шанс.

— Шанс? — переспросил, ничего не понимая. Ружемант кивнул.

— Шанс. Спаси их, вытащи из бурлящей пожарищем плети корпуса. Сделай то, чего не удалось мне. Шанс…

Он начал таять в воздухе. Я рванул к нему — его объяснения туманны и ничего не говорили.

Поздно: он оставил после себя лишь дымку морозного воздуха. В голове застучал таймер: секунды сменяли одна другую.