Русское: Реверберации

– Родину?! А может, ты еще и в Иран какой-нибудь пойдешь? Может, у тебя и там Родина? Защитничек… Таких защитников захватчиками везде зовут… В Афгане у него Родина…

– Ах ты…

– Хорош, – рявкнул Матвеич, что бывало с ним редко, и готовые уже сцепиться Берет с Голубой затихли, тяжело дыша и не отходя друг от друга, не поворачиваясь один к другому спиной. – Что разорались на весь продол? Кумовьев захотелось потешить?!

– И то – дело, – подал голос Пеца. – Разбазарились, глотки луженые. И чего орать, – ворчал он, – кулаков что ли нету…

Вадим передвинулся на своем матраце с уже пропотевшего места на краешек, пощупав заодно сверток с пайкой.

Проход снова был свободен, а шконки качались, принимая опять в свой душный смрад Берета и Голубу, ярость которых так же мгновенно схлынула, как и накатила на них минуту назад. Только недовольное бурчание лопалось где-то справа от Вадима, там, где умащивался Берет.

– А был бы ты, Голуба, умнее: отслужил бы тихонечко свои два – и дома, – не спеша выпускал слова, выбираясь из своей норы, Кадра – обвисший весь складками грушеобразный хозяйственник, получивший десятку (два «андропа», по-здешнему) за целый букет каких-то невразумительных статей, злоупотреблений, где самым понятным камерному люду было взяточничество. Кадрой его прозвали за привычку всовывать всюду излюбленное «руководящие кадры» – от привычки отучили вроде, а имя прилипло. – Тебя же после всех этих фокусов ни в какой Афганистан не взяли бы, побоялись, ну и надо было соглашаться. Впихнули бы куда-нибудь в стройбат…

Кадра разминал отекшее свое тело в сквозном проходе, почесывая густую серую шерсть на груди.

– Теперь вот сидеть тебе по собственной дурости, – продолжал он не спеша, прижмурившись от удовольствия, которое ему доставляло почесывание.

– Тебе ж, Кадра, больше сидеть, ты бы себя поучил, – незлобно отозвался Голуба.

– Меня освободят, – уверенно заявил Кадра. – Руководящие кадры, да с моим опытом работы, сейчас ой как нужны.

– Ага, нужны, – весело подначил Берет. – А то разучатся взятки брать, если ты опытом не поделишься…

– Что же касается Афганистана, – сбить Кадру, если он начал говорить, было почти невозможно, только под угрозой физической он утихал, но и то долго еще рассуждал еле слышно сам с собой, так что ничего удивительного не было в том, что на Берета он и не отреагировал никак, – проблема Афганистана очень сложная. Если бы не мы – американцы бы туда пришли, ведь этот отсталый народ необходимо цивилизовать, они же хуже свиней…

– Слушай, Кадра, – вмешался опять Матвеич, – тебе не приходилось слышать где-нибудь в своих парткомах, что нет плохих народов…

– Ты, Матвеич, наивный, как ребенок, ну как Голуба прямо, и сидишь вот за это. – Кадра остановился в проходе Матвеича и увещевал его. – Одно дело говорить, а другое – знать. Говорить надо, что нет плохих народов, но нельзя забывать, что народы бывают разные: вот литовцы, например, они все такие сволочи, что надо было их еще до войны – всех под корень. Я долгое время работал там на руководящих постах и видел, как они нас ненавидят.

– И прямо все сволочи?

– Дай им волю – они нас всех перережут. Они же так фашистами и остались. Ты вот не знаешь, а они все немцев хлебом-солью встречали.

– Ты-то откуда знаешь? – закипал Матвеич. – Видел что ли?

– Видел, – начал горячиться и Кадра. – Это ты, молодой, не видел, а я видел.

– Как же ты, Кадра, видеть мог? Ты с немцами шел или с теми был, кто хлебом-солью?!.

Слитный хохот вспорол плотную духоту камеры. Кадра что-то пытался сказать, но голоса его не слышно было, и только губы шевелились беззвучно, да затылок краснел, да голова тряслась, и все тело колыхалось мелко, как студень.

– Ой, не могу… – заливался рядом с Вадимом Ларек, и шконка его ходуном ходила. Все понемногу успокоились, а Ларек продолжал заливчато колотиться, не в силах прекратить, и даже всхлипывал от смеха. Глядя на него, хотелось смеяться уже просто так, заражаясь его смехом.

– Ты-ты… Дубина… Молокосос… – переключился Кадра на Ларька, задыхаясь возмущением. – Ты, кроме ларьков не знаешь ничего…

– Ой, держите меня… – продолжал дрыгаться на шконке Ларек.