Русское христiанство

Тутъ мы встр?чаемся съ другимъ варiантомъ того же аскетическаго благочестiя, со странничествомъ по монастырямъ и по святымъ м?стамъ. Оно такъ понравилось новокрещеннымъ русскимъ людямъ, что уже въ XI в?к? мы видимъ ихъ толпами идущихъ по монастырямъ А?она, Грецiи, и Палестины. Въ XII в?к? русскiе iерархи издавали даже ограничительныя и запретительныя правила противъ злоупотребленiя странничествомъ: такъ много людей отрывалось отъ работы въ ущербъ государству и народному хозяйству. Но съ ростомъ собственныхъ русскихъ монастырей паломничество непрерывно росло. Во вс? времена года, но преимущественно весной и л?томъ, толпы богомольцевъ въ тысячи и десятки тысячъ переливались отъ Карпатскихъ горъ, отъ лавры Почаевской, черезъ Лавру Кiево-Печерскую и Московскую – Троицо-Сергiевскую до Соловецкаго монастыря на Б?ломъ мор? и обратно. Н?которые и въ другихъ направленiяхъ перес?кали Русь, поперекъ, отъ западнаго Псково-Печерскаго монастыря до мощей свят?теля Иннокентiя въ Иркутск? у Байкальскаго озера. Въ то время какъ св?тски настроенные русскiе интеллигенты знали только одно направленiе для своихъ путешествiй – на Западъ: въ Германiю, Швейцарiю, Италiю и почти не видали христiанскаго и библейскаго Востока, простонародная мужицкая масса отъ 15 до 30 тысячъ челов?къ ежегодно обходила святыя м?ста: Царьградъ, А?онъ, Палестину, Синай, г. Бари съ мощами св. Николая Чудотворца. Все это устраивалось Русской Церковной Миссiей и Императорскимъ Палестинскимъ Обществомъ чрезвычайно дешево и удобно. И сейчасъ еще, когда изъ-за жел?зной ц?пи большевизма, сковывающей русскiй народъ, ни одна народная душа не можетъ вырваться на волю и подышать свободнымъ воздухомъ святыхъ м?стъ Палестины, тамъ въ осирот?вшихъ русскихъ зданiяхъ печально доживаютъ свой в?къ сотни застрявшихъ еще со времени войны старыхъ русскихъ паломниковъ, преимущественно женщинъ.

Къ масс? монастырскихъ богомольцевъ примыкала еще ц?лая странствующая армiя сборщиковъ на построенiе храмовъ, сборщиковъ-монаховъ въ пользу самихъ монастырей и толпы нищей братiи, расп?вавшей духовные стихи. Получалась такъ называемая «Бродячая Русь», въ которую вливался и элементъ не религiозный, элементъ чистыхъ бродягъ. Конечно, все это насл?дiе доисторическаго кочевническаго броженiя племенъ по широкой русской равнин?, оставшееся въ русской крови и преобразившееся въ русской душ? въ мечтательность и искательство «новаго града», Іерусалима, сходящаго свыше. Свойственное восточному христiанству, сохранившееся отъ апостольскаго в?ка ожиданiе конца исторiи со вторымъ пришествiемъ Сына Челов?ческаго, нашло въ этомъ «странническомъ» русскомъ сердц? наилучшiй откликъ. Если кто-нибудь изъ христiанскихъ нацiй такъ сочувственно и такъ радостно воспринялъ апостольское слово, что «мы не им?емъ зд?сь пребывающаго града, но грядущаго взыскуемъ» (Евр. 13, 14), такъ это русскiе. Можно бы привести много фактовъ въ этомъ дух? изъ области и церковной и сектантской русской религiозности. И даже вн?церковная интеллигентская русская идеологiя полна этимъ порывомъ къ катастрофическому концу исторiи и встр?чи какого-то новаго мiра. Характерно, что доисторическая антропологiя находитъ сл?ды двухъ катастрофическихъ исчезновенiй на русской равнин?, когда-то жившихъ на ней расъ. Въ безжалостномъ разрушенiи большевиками историческаго, духовнаго насл?дства русской культуры какъ будто отражается эта привычка къ катастрофамъ. Нигд?, особенно на Запад?, христiанская эсхатологiя такъ не близка, такъ не свойственка христiанскому благочестiю, какъ въ Россiи. Бартiанство въ сравненiи съ русскимъ эсхатологизмомъ представляется какой-то запоздалой и надуманной концепцiей. Легкое воспаренiе надъ тяжкой инерцiей историческаго позитивизма – это черта наибол?е архаическая, первохристiанская въ русской религiозности. Русскiе – это современные ?ессалоникiйцы – д?ти Павла.