Однако случилось так, что за артисткой Давыдовой в тот вечер приехала не машина Тухачевского, а машина Николая Ивановича Ежова, наркома внутренних дел, которому буквально совсем немного осталось быть на этом грозном посту. Его вот-вот переведут в наркомат речного флота, а оттуда — в подвал его любимой Лубянки.
Вера села в автомобиль и тот рванулся с места; неожиданно стекло, разделяющее салон от водителя, опустилось. Полной неожиданностью для нее явилось то, что справа от водителя над спинкой переднего сиденья возвышалась некая подозрительная маленькая головка с торчащими ушами. Головка повернулась, тонкие губы рта разжались и она услышала: «Ну как я вас, Верочка? Наконец-то вы меня полюбите. Глупый у вас любовник, хоть и маршал. Вот то ли дело я, Генеральный комиссар Государственной безопасности СССР Николай Иванович, о котором ходит слава: берет ежовыми рукавицами... Ну что вы, Верочка...»— липкие небольшие руки выскочили из-за спинки, потянулись и стали шарить по ее открытой шее. Не успела она опомниться, как он запустил руку ей под бюстгальтер и сжал соски. Сжал так больно, что она чуть не вскрикнула.
Единственное, что могла сделать актриса, это выскочить на полном ходу, но куда? При огромной скорости... Но она все-таки нажала ручку дверцы, пытаясь приоткрыть ее и требуя от Ежова отвезти ее обратно в театр. Дверца не поддалась, и до нее дошло, что она взаперти. Конечно же, этот карлик Ежов был не так прост, как иногда казался некоторым. Впрочем, до недавнего времени он ей не казался и страшным.
Ее привезли в один из домов НКВД, в подвале которого ежеминутно шли жестокие пытки. Тогда как на верхних этажах здесь любили повеселиться; шло веселье и сейчас. Как правило, тут находились начальники краевых, областных УНКВД, вызываемые Ежовым в Москву. Но среди разряженных гостей можно было встретить и высших чинов с Лубянки, жен высокопоставленных чекистов, но... без своих мужей, ибо те находились либо в долгих дальних командировках или уже в подвале.
Когда Ежов, ведя себя почти галантно, поднялся вместе с Верой Александровной в зал в самый разгар показушно-не-угомонного бала, он вдруг переменил тактику и фамильярнонебрежно схватив за талию, сказал с легкой издевкой: «Я вас, барышня, оставляю на попечение Маршала Советского Союза, вашего Мишеньку Тухаческого», — и грубо толкнул ее в нишу, из которой в эту минуту выходил заместитель наркома обороны Тухачевский.
Он протянул к ней руки, она, растерянная, хотела что-то спросить, обратиться к нему, но между ними неожиданно опять возникла фигура карлика Ежова: «Мишенька, отмечай католическое рождество, и если Верочке-свет-Александровне что-то не понравится, проведи ее в подвал. Там хорошее медвежье красное вино льется рекой». И так же неожиданно исчез.
То была одна из самых жутких ночей в жизни актрисы. Она с трудом пробыла в этом дьявольском доме чуть больше часа, пока не уговорила маршала увезти ее.
По всему видать, Тухачевский тоже был не в лучшем расположении духа. Конечно, об этом свидании с маршалом стало известно Сталину. Но удивительное дело, вождь молчал, и у него были на то причины, о которых Вере Александровне знать не следовало. Да они ее и не касались.
А вот Ежов решил максимально использовать ситуацию для удовлетворения своей похотливости. Но, к счастью для Давыдовой, обстоятельства складывались так, что Ежову никак не удавалось настичь актрису...
Как-то будучи на гастролях в Киеве, Вера Александровна решила прогуляться по улицам древнего города. Она уже привыкла к тому, что ее сопровождают трое мужчин, по ее убеждению, чекистов. Так оно и было; за ней постоянно следовали и в Москве и здесь, не вступая ни в какие разговоры. Практически не обращая внимания на свиту, она дошла до Владимирской горки, приблизилась к памятнику князю Владимиру и, задумавшись, надолго застыла, засмотревшись с кручи на медленно текущие воды Днепра-Славутича...
Москва. Кремль. Кабинет вождя.
В кабинете Сталин и Ворошилов.