– Саша, сейчас же прекрати! Как ты смеешь мне – мне! узнику! отцу, лишенному права обнять детей! – как ты… как у тебя язык повернулся!!!
– Слушай, узник совести! Тебе напомнить Белозерова? Буткину? Они ведь свое досиживают. Вернее, твое. А ты все рвешься детей обнять? Антиквариат за кордоном? У дочери? Или у сына? Белозеров-то крутой парень, со мной в одной группе занимался. Буткина тоже не сахар, царапинами не отделаешься. А им скоро срок выходит. Вернутся в Питер, копать начнут, вопросы разные задавать… Что если на вопросы им ответят? Или тебе напомнить Патрика, Грумкина, Разова? Или Боцмана, который вдруг в Репино утонул? Боцмана, мастера спорта по плаванию? Это ведь его Кандинский, а? Вот этот, слева?.. Ты же потому и торопишься к детям, что не столько «туда», сколько «отсюда». А, Лев?
Перельман сокрушенно качал своей лохматой башкой – мол, никому нельзя верить, никому в этой стране нельзя верить. Ну не так уж он и неправ.
– Пойми, Михалыч, я тебя не шантажирую. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь?
– Ой, знаю… Ой, теперь знаю… Ой, Саша, спасибо, знаю! Никому нельзя верить, никому…
Кто бы говорил!
– Михалыч! Я ведь ни о чем криминальном не прошу. Я прошу, ты понял? прошу элементарно снять трубку и кое- что в нее сказать. И никто не узнает из нашего круга. Даже я. Ты набери номер и позвони через полчасика после моего ухода. Что тебя не устраивает? Я прошу всего лишь о маленьком одолжении, а выгода большая – виза, спокойная старость, теплый климат, семейный очаг. Заваруха серьезная – в беседе со своим… патроном ты можешь ставить любые условия. Я не знаю ваших взаимоотношений, но почти уверен, что в обмен на ЭТУ информацию ты сможешь выторговать немедленный отъезд. Полагаю, дело будет самым громким за последние десять лет. Исключая дело Белозерова – Буткиной… Ну, извини, неудачная шутка. Но про отъезд – не шутка. Комитету проще отправить тебя куда подальше от взрыва. Ну, ты сам продумаешь – голова у тебя дай бог каждому – как обезопаситься от всякого рода «случайностей», в смысле, чтобы комитетчики не списали на боевые потери товарища Перельмана. Всяческая лабуда с пакетом в Нью-Йорк, в Хайфу: «вскрыть в случае…». И тому подобное. Есть надежный канал? Чтобы переслать?
– Канал! Обижаешь! Канал!.. Гриша завтра – в Стокгольм… Яков Иосич – через Франкфурт… Еще Фая… – начал рассчитывать вслух Лев Михайлович. А чего скрывать! И от кого! – Саша, вы только поймите меня правильно.
– Лев, я всегда понимал тебя только правильно. Поэтому и пришел к тебе, а не к кому другому.
– Ладно, Саша, что ты мне имеешь сказать?
– Я имею тебе сказать, Лев, чтобы ты имел сказать своему… патрону следующее: в порту готовится к отходу «Демьян Бедный», на борту он имеет коробки с пивом «Туборг», в нескольких коробках среди банок есть такие, которые наполнены отнюдь не пивом, а героином. Коробки на борту, но, вероятней всего, их сегодня ночью будут выгружать обратно на берег. И прятать. Это я постарался, пугнул. Пусть немедленно едут в порт и берут с поличным. Никаких разработок, слежек и установления связей. Кто, что, почему – все на потом. Откуда тебе поступила информация – тоже на потом, на меня лучше не ссылаться. Когда все произойдет, я сам приду во второе управление. Или кто там занимается?.. Да сами они на всем готовеньком разберутся – не глупее меня, надеюсь. Ну? Будешь звонить?
– Саша! Дорогой мой Саша! То, что ты мне сейчас рассказал, настолько… э-э… настолько…
– Лев! Настал твой звездный час, а ты… Другого такого случая никогда не будет!
– Дорогой мой Саша, ты только пойми меня правильно… Почему я должен верить, что где-то есть какой-то героин, что он находится на каком-то теплоходе? Почему в конце концов мне должны поверить э-э… там, куда я, например, позвоню, куда бы я ни позвонил? Нет-нет, тебе я верю, верю! Но не могли тебя, например, ввести в заблуждение? Например, использовать в сложной игре? Саша, ты умный, я знаю. Но ты молодой и неопытный, а я уже старый, я дожил до седых курчавых волос, я многое понимаю в этой жизни лучше. И вот, только пойми меня правильно, где гарантия, что все именно так?
– Гарантия, дорогой мой Лев Михалыч, именно в том, что я тоже хочу быть старым, не сразу, но лет через тридцать пять, я тоже хочу дожить до седых волос. А если ты по-прежнему держишь, как нынче говорят, руку на пульсе времени, то должен бы слышать о трупе в «Пальмире»…
– Как же, как же! Такое горе, такое горе! Боря, Боря!
– И о дяде-Федоре. У тебя, не ошибаюсь, его картины есть, ты же подлинный ценитель.
– Каширин? Восток?.. А что с ним такое? Как он себя чувствует? Давненько я его…