Русский театр в Петербурге. Ифигения в Авлиде… Школа женщин… Волшебный нос… Мать-испанка…

Все это очень хорошо; но худо одно – что эта мать-испанка так же похожа на испанку, как и на шведку, и на немку, как на женщину всякой другой нации; вся пьеса проникнута чем-то вроде… не то детскости, не то старчества: все в ней делается по щучьему веленью, по моему прошенью… Короля пожирает знойная страсть, которую он побеждает, и этого самого короля водит за нос негодяй Оливарец, которого сочинитель представил шутом и плутом: несообразность! Потом сочинитель заставляет двух шутов и дураков представлять, одного – камергера, другого – французского посла, и, по его воле, они должны вести между собою разговоры, нисколько не относящиеся к пьесе и до того исполненные дурного топа, что этих двух господ скорее можно принять за истопников, нежели за придворных: еще несообразность! Испанский двор напоминает собою гостей Сквозника-Дмухановского в пятом акте «Ревизора»: третья несообразность! Во всей пьесе испанского нет ничего, кроме имен действующих лиц. Характеры… но кто же и требует характеров от бенефисных пьес, и притом уже известных сочинителей? Отсутствие характеров в этом «драматическом представлении» очень удачно вознаграждено менуэтом, а пьеса спасена от преждевременной смерти искусною игрою г. Каратыгина.