Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2

По окончании обеда Путилину удалось отвести в сторону присутствовавшую на торжестве молодую жену, которой он счел нужным сделать маленькое внушение.

— Однако, сударыня, как вы неосторожны! Ведь вы действительно чуть-чуть не натолкнули вашего супруга на крупный скандал...

— Я? — удивленно воскликнула она. — Да с чего вы это взяли?

— Помилуйте, можно ли в публичном месте назначать свидания, вести откровенные беседы, ездить в ресторан ужинать?!

— Ха-ха-ха! Вы, кажется, так же, как и мой благоверный, склонны подозревать меня в вероломстве? Это забавно! Конечно, я знаю, о чем вы говорите, но позвольте уверить вас, что в тот вечер я была в гостях у своей тетушки, и нигде более.

Она говорила таким твердым голосом, что Путилин смутился.

Но замечательнее всего из этой истории то, что незнакомка, получившая через Путилина триста рублей за свое беспокойство, деньгами этими распорядилась умно. Она изменила образ жизни и возвратилась к прежнему ремеслу своему, открыв модную мастерскую, дела которой пошли хорошо, и впоследствии она обратилась в довольно-таки популярную петербургскую портниху. Судьба!

НА РОЗЫСКЕ

Иван Дмитриевич Путилин занимал скромное место чиновника Сыскного отделения, когда в богатом подмосковном селе Гуслицы обнаружилась фабрика фальшивых кредитных билетов.

Как деятельного, энергичного и умелого, его командировали на расследование этого преступления.

С собой он прихватил еще двух агентов, на которых были возложены обязанности помощников.

Чтобы не навлечь на себя подозрения гуслицких обывателей, Путилин, незадолго до отъезда на место преступления, устроил так, что дьячка местной сельской церкви перевели на другое место, а на освободившуюся вакансию временно отправили какого-то московского псаломщика, которому, конечно, предварительно было внушено, что к нему приедут на побывку брат с родственниками.

Поэтому нового гуслицкого псаломщика нисколько не удивило, когда в один прекрасный вечер к нему приехал Путилин с помощниками. Он встретил их радушно на крыльце своего дома и на нежные родственные объятия мнимого брата отвечал не менее нежным и радушным поцелуем.

На другой день уже весь околоток знал, что к их новому дьячку на новоселье приехали гостить родные.

Приезжие оказались людьми чрезвычайно общительными. Они быстро познакомились со священником, с волостным начальством и с некоторыми из жителей Гуслиц. На больших фабриках, находившихся неподалеку от села, они также завели знакомства.

Конечно, преследуя цель сближения с местным обществом, в котором вращались крайне осторожные преступники, Иван Дмитриевич водил компанию со всеми и, по-видимому, не ограничивал себя в «питиях». Только странное дело: как бы много он ни пил, а никогда не бывал пьян. Помощники его тоже. Собутыльники удивлялись, но приписывали все это необычайно крепким их натурам. Слух о «несокрушимых пьяницах» дошел до фабриканта, имевшего нрав, которому никто не рисковал препятствовать. Он «приказал» доставить к нему дьячковых братьев специально для питья.

— То есть как «для питья»? — изумился Путилин, когда посланные отрапортовали ему наказ хозяина.

— А так, значит, попоштовать вас хочет. Посмотреть ему очень желательно, много ли можете вылущить водки.

— С какой стати? Нет, нет, быть у него не можем, нам некогда. Кланяйтесь и благодарите!

— Как вам угодно, а беспременно с нами ехать должны, потому что нам приказано доставить вас во что бы то ни стало.

Как Путилин ни отговаривался, а в конце концов принужден был отправиться в сообществе своих помощников к оригиналу-купцу.

Приехали. Но дальнейший рассказ будем вести от лица самого Ивана Дмитриевича, весьма типично его передававшего.

«Ввели нас в просторную комнату богатого помещичьего дома. Навстречу выходит «сам» и, торжествующе улыбаясь, говорит:

— Вы самые и есть?.. — Затем внимательно рассматривает нас и прибавляет: — Народишко не ахтительный — жилистый и жидковатый. Не думаю, чтоб хорошо пили.

— Какое там хорошо, — говорю ему в тон, — так, для собственного удовольствия немного употребляем.

— А вот мы посмотрим. Ежели приятеля моего перепьете — награжу, а нет — не обессудьте, никакого благоволения от меня не будет.

Повел он нас в особую комнату, где на столе красовались вместительные графины с водкой и разнообразная закуска. Из угла в угол расхаживал какой-то коренастый, с опухшей физиономией субъект.

При нашем появлении он приостановился, нахмурил брови и как-то дико скосил глаза. Осмотрев нас внимательно, он тоном знатока заметил:

— Плюгавы... Тощи... Прежде чем на состязание спускать, откормить их нужно... А впрочем, на ноги-то, может, и крепки, но на голову, вероятно, слабоваты: отвислости на лицах не имеется.

Аттестовав нас таким образом, субъект снисходительно пожал наши руки и, указывая на стулья, расставленные вокруг стола, процедил сквозь зубы:

— Садитесь!

Купец-фабрикант приятельски потряс его по плечу и сказал:

— Конкурируй, брат, уважь! Не давайся в обиду.