Самый беглый пересмотр истории всякого рода мошенничества и преступлений второй половины прошлого столетия тотчас показывает, что в лице И. Д. Путилина преступные элементы России имели достойного противника. Благодаря ему огромные суммы денег были возвращены казне и частным лицам, сделавшимся жертвой различного рода преступлений; был изобличен и раскрыт целый ряд грандиозных мошенничеств, подлогов, таможенных преступлений, поджогов, подделок кредитных билетов, загадочных убийств и всякого иного вида и сорта преступных деяний... Следует добавить при этом, что масса преступлений была предупреждена, благодаря его же предусмотрительности, энергии и образцово поставленному при нем сыску. И. Д. приходилось руководить органами дознания в то время, когда наши новые судебные учреждения только что создавались, а только что народившаяся следственная власть действовала часто ощупью и наугад. При подобных обстоятельствах услуги такого талантливого, опытного и неподкупного руководителя сыском, каков был Путилин, являлись, конечно, незаменимыми. Вот почему не приходится удивляться ни сравнительно быстрому движению И. Д. по иерархическо-полицейской лестнице, ни полученным им чинам, ни многочисленным различным русским и иностранным знакам отличия и орденам. Формуляр долголетней службы покойного так испещрен перечислениями всех этих наград, что приводить их здесь было бы скучно и утомительно.
И. Д. Путилин был полицейским в лучшем смысле этого слова не только по службе, но и по призванию. Об этом свидетельствует как то, что он сам добровольно избрал род этой деятельности, так и то, как любовно относился он к своему делу. Тотчас, при самом начале своей полицейской карьеры в должности младшего помощника квартального надзирателя на Толкучем рынке, он с интересом и серьезно начал знакомиться с преступным миром Петербурга. Первый попавшийся ему в начальство квартальный надзиратель оказался человеком весьма строгим и требовательным по службе. И. Д. пришлось пройти хорошую начальную школу. Независимо от этого он, из любви к искусству, в свободные часы переодевался в костюм чернорабочего, или босяка, или в иной и посещал всякого вида и рода постоялые дворы, притоны, трактиры и вертепы, где околачивалась всякая бесприютная и преступная петербургская перекатная голь и нищета. Здесь он вслушивался, запоминал речи, разговоры и лица, изучал воровской жаргон, заводил даже всякого рода знакомства.
Подобное «изучение» иногда было далеко не безопасно. Так, на первых порах этого изучения И. Д. попал однажды в «Золотой якорь» на Васильевском острове, и здесь во время поднявшейся общей свалки ему, между прочим, так помяли бока, что он насилу ушел. Этот урок, впрочем, нисколько не охладил усердия молодого человека, и он продолжал свою практику. Зато разыгрывать роли, то чернорабочего, то купца, то босяка, то даже духовного лица, он научился в совершенстве, и это в течение всей его дальнейшей карьеры сослужило ему немалую службу.
Интересные факты рассказывал по этому поводу покойный. В особенности пригодилось ему это умение переодеваться и играть роли при раскрытии знаменитой в свое время фабрикации фальшивых ассигнаций в Богородском уезде Московской губ., организованной в широких размерах братьями Пуговкиными. И. Д. приходилось здесь играть роль дьякона, якобы высланного из Москвы на послушание... Дело удалось раскрыть блестяще. Оказалось, что подделка кредиток была доведена до совершенства и сбывалось их не менее полумиллиона ежегодно. Обвиняемые пригласили лучших адвокатов своего времени, и защита велась блестяще. Но Путилину удалось найти и блестящих в своем роде свидетелей. Так, один из них на вопрос председателя: «Что вам известно по делу Пуговкиных?» — ответил:
— Ничего не известно.
— Ну, а чем занимались братья Пуговкины? — спрашивают его.
— Чем?.. Известно чем, — был ответ, — деньги делали!.. Это всякий мальчонка знал.
Этот простой, но искренний ответ произвел свое впечатление на присяжных, и все красноречие адвоката не могло его изгладить. Пуговкины пошли на каторгу.
Следует отметить еще одно замечательное наблюдение, вынесенное И. Д. из своей многолетней практики. Самых закоренелых преступников и страшных убийц он всегда допрашивал в своем кабинете с глазу на глаз. И не было случая, чтобы кто-либо когда-нибудь поднял на него руку или даже оскорбил его словом.
Сам покойный объяснял это так:
— У меня никогда не было готовой формулы для допроса. Я никогда не старался запутать преступника, поймать его в противоречиях и тем озлобить. Наоборот, я беседовал с ним, как с хорошим знакомым даже, и старался ему внушить, что он не изверг, не злодей, а несчастный человек, достойный всякого сострадания... Редко когда не удавалось при этом добиться полного сознания... Правильнее сказать даже, что после ряда бесед выходило всегда так, что преступник открывал мне, как говорится, всю душу...