Русский струльдбруг (сборник)

Я задыхался. Я не знал, куда бежать. В пыльной мгле что-то рушилось, ударами звуковых волн закладывало уши. «Ладли, успокойся… Ладли, успокойся… – твердил я себе. – Попытайся понять, где ты находишься… Определи верное направление… Ты вырвешься…» – шарил я руками в горячем воздухе.

Кто-то схватил меня за руку.

«Гриф!» – обрадовался я.

«Не отставай!»

«Что происходит?»

«Потом разберемся. Не отставай!»

Схватив Грифа за руку, я бежал за ним. Я полностью ему подчинился.

«Теперь ты в безопасности. Теперь все позади!» – орал он мне в ухо. Можно было орать и громче, на нас никто не обращал внимания, потому что ужасное облако тьмы и пыли затопило весь Манхэттен. «Не бойся! Самое страшное позади! А для нас с тобой вообще все складывается не так уж плохо. Мы свободны! Понимаешь? Что это на тебе? – орал он. – Куртка доктора Лестера Керкстона? Проверь внутренние карманы. Ну, вот видишь! Я так и знал! Швейцарская банковская карта на предъявителя! Надломи ее. Запачкай кровью, у тебя ведь разбиты пальцы. Молодец, Ладли. Не жалей себя. Кровь поможет тебе. Карту определят на твое имя. Ведь ты предъявишь ее из рук в руки. Мы свободны, Ладли! Доктора Керстона больше нет! И секретная лаборатории исчезла. Если ты не дурак, Ладли, то все теперь будет лучше, чем прежде!» Он с восторгом и с ужасом оглянулся на чудовищную черную гору дыма и пыли, вставшую над Манхэттеном. Он всегда все понимал первый. «Это невероятный шанс, Ладли! Мы мечтать не могли о таком шансе. Пробежишь еще квартал, падай в обморок. В клинике притворись, что потерял память. Ты это умеешь, тебе не привыкать, правда? А потом уезжай».

«Куда?»

«Куда хочешь!»

«А ты? Где я найду тебя?»

«Не знаю. Но мы не потеряемся».

«А доктор Керкстон? А лаборатория?»

«Забудь про доктора Керкстона! Забудь про его лабораторию».

«Но как я буду один, Гриф? Я не знаю, как это – оставаться одному».

«Привыкай, Ладли!»

«Я боюсь!»

«Теперь ты долго будешь один, совсем один, – сказал Гриф, обняв меня. – Начни новую жизнь, Ладли, или умри. Сам видишь, выбор у нас небогатый. Уезжай подальше. Улетай в Швейцарию. Восстанови карту – и улетай. Нигде не оставайся подолгу. Даже не приближайся к этому проклятому континенту».

11.

Первые два года я провел в Европе.

Сперва в Берне, потом в Испании, потом в Бельгии.

Во Франции мне не понравилось, не задержался я и в Италии.

В Амстердаме я несколько месяцев жил в отеле для геев. Официально считалось, что я страдаю от неразделенной любви (меня такой вариант устраивал, я даже, как мог, поддерживал эти нелепые слухи). Потом в меня по-настоящему влюбился местный префект. Намерения у него были самые чистые, но я не хотел потворствовать чувствам, которых никак не разделял. В Германии, впрочем, оказалось еще скучнее. Позже, в Варшаве, в отеле «Бристоль», я случайно наткнулся на старую газету со списком погибших во Всемирном Торговом Центре 11 сентября 2001 года. Среди многих имен значилось имя доктора Лестера Керкстона. Значит, я действительно был свободен. Секретной лаборатории больше не существовало. Думаю, даже Гриф в то время еще не искал меня. Я был здоров, я начинал радоваться жизни. Я так привык к этому, что когда осенью 2070 года в салоне на Кингз-роуд модный мужской мастер, артистично поворачивая мою кудрявую, ухоженную голову, восхищенно заметил: «У вас превосходная кожа, сэр!» – я автоматически ответил:

«Для моих лет – да».

«А сколько вам?»

«Восемьдесят шесть».

Рука мастера дернулась: «Как странно вы шутите».

В тот день я в очередной раз поменял документы.

Другими словами, в тот день я снова купил новые документы.

Это стоило недешево, зато на какое-то время я стал художником Робером Пуссе.

Имя французское, но жил я в Ирландии. Драки в барах, драки на улицах, взрывы в метро. Жизнь свободного артиста. Не скажу, что мне это сильно нравилось. Дважды не по своей воле я попадал в полицию. Я тогда выглядел лет на тридцать, не больше, но я-то знал, сколько мне. В восемьдесят восемь лет человек не должен кидаться креслами в перепивших парней, в восемьдесят восемь лет не стоит таскать в номер понравившихся тебе девиц. Внутренние противоречия сбивали меня с толку. Пришлось перебраться в Исландию, опять через Швейцарию. Именно тогда пожилой служитель банка в Берне принял меня за моего отца…

В Рейкьявике шли дожди.

За сто лет, прошедших со дня Нью-Йоркской трагедии, климат в северном полушарии изменился. Медленно наступало море, таяли горные ледники. Меня это нисколько не пугало, как не пугала и эпидемия, выкашивающая население северного Китая. Предметом шуток (довольно-таки мрачных) становилось бесплодие китайцев, как раньше предметом подобных шуток была их невероятная плодовитость. Охваченные эпидемией районы северного Китая и Сибири со временем выделились в особую автономию. Это устраивало всех – и Китай, и Россию, и прилегающие регионы. И вот тогда, наконец, кто-то впервые сумел связать странную смерть отца Му с загадочными работами давно погибшего американца Лестера Керкстона.

12.

– Ты не спишь?

– Нет, – погладил я голое плечо Фэй.

– Не играй с этой штукой, – попросила она.