Необходимый для начала хозяйственного строительства минимум продовольствия по расчетам составлял 320 млн. пудов хлеба. К 15 декабря 1920 года было собрано 155 млн. пудов. Кроме того, финансовая программа плана ГОЭРЛО исходила из активного баланса внешней торговли: превышение экспорта над импортом должно было дать 11 млрд. рублей золотом. Остальные средства – примерно 6 млрд. рублей – предполагалось покрыть за счет внутренних ресурсов путем концессий и кредитных операций.68 Стало ясно, что политика военного коммунизма при таких целях – бесперспективна, что “военный коммунизм был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой”.69
“История есть развитие свободы,
в иронии необходимости”.
Уроки “военного коммунизма” вышколили “партгвардию”, что в сочетании с восприимчивостью, присущей интеллигенции, явилось предпосылкой эволюции партийной верхушки, если не в теории, то на практике несомненно. “Партгвардия” не могла не понять тупик “военного коммунизма” как способа ведения национального хозяйства. Более того, некоторая часть ее по-видимому чувствовала неизбежность перехода к иной экономической политике: воспитанные в марксизме, они подозревали “военный коммунизм” в бесперспективности, обожая, впрочем, сооружать подобные ему схоластические схемы будущего “коммунистического” устройства общества.
В условиях полнейшей разрухи, если хотели воспользоваться для подъема экономики преимуществами рынка и, тем более, преимуществами планирования, должны были вернуться к обмену, к товарному хозяйству. Поэтому первым неизбежным этапом работы стала торговля с деревней желательно в организованной, а если не выйдет, то в неорганизованной форме свободного рынка.
“Уже летом 1921 года обмен начал выходить за рамки госторговли. “Рынок оказался сильнее нас”, вместо перехода к социалистическому строительству через организованный товарообмен потребовался обходной путь – через торговлю”.70
Начало “новой экономической политики” (НЭПа) помимо гарантии восстановления промышленности и сельского хозяйства давало также основания для осуществления действенного планирования. Допущение частного предпринимательства здесь ничего уже не меняло хотя бы потому, что ”социалистическое государство ничего частного в области хозяйства не признает”,71 частник в принципе здесь интегрирован с госпромышленностью, так как преследовалось всякое его уклонение от государственного контроля, надзора и учета.
В 1922 году последовало серьезное расширение самостоятельности национализированных предприятий, государственная власть и государственная промышленность были разделены, их взаимоотношения начали строиться так, как если бы дело шло об отношениях двух сторон, вступающих между собой в договор и кассы которых ведут совершенно раздельное существование. В конечном итоге, декретом о государственных промышленных предприятиях, действующих на началах коммерческого расчета, подписанном 10 апреля 1923 года, было заявлено что государственная казна за долги трестов не отвечает.72