Русский штык на чужой войне

Старшие же офицеры бывшей врангелевской армии, «контрактуальные чиновники», везде занимали командные должности «водников». Причем почти все командиры погранзастав («страж») были русскими. Сам генерал Барбович с небольшим штабом находился при сербском командире корпуса пограничной стражи и, являясь у пограничников высшим русским начальником, одновременно был у сербов «высшим инспектором»[287].

Для регламентации службы русских пограничников Хаджич издал специальную инструкцию, в которой определялись условия ее прохождения, взаимоотношения белогвардейцев между собой и сербским командованием, параметры и характер сохраненной российской военной организации.

Данный документ, по признанию наших соотечественников, был очень сильно похож на воинский устав былой России. Таким образом, власти КСХС сделали все, чтобы русским пограничникам было максимально комфортно у них служить.

Дошло до того, что белым офицерам, находившимся на сербской службе, разрешили носить русскую форму. Это было нонсенсом: находясь в рядах вооруженных сил одной страны, они носили обмундирование другого государства и уже не существующей армии! В частности, некоторые продолжали щеголять в дроздовских и корниловских мундирах до самого завершения здесь своей службы[288].

В свою очередь, казачьи источники сообщали, что «на левом рукаве сербской формы пограничное начальство разрешило офицерам носить русский погон, а казакам – национальную трехцветную ленточку»[289].

Впрочем, по всей видимости, период ношения русской военной формы там был непродолжительный, поскольку в письме из лагеря у станции Красного Креста около города Ниш 15 сентября 1921 г. генерал-лейтенанту Ф.Ф. Абрамову неустановленный русский офицер свидетельствовал, что чины дивизии Барбовича были экипированы в сербскую военную форму:

«Дорогой мой Федор Федорович!

«…Увидел части Барбовича, уже переодетых в сербскую форму, которые должны были занимать албанскую границу. Говорить мне с ними не приходилось и, не скрою, тяжело мне было как-то смотреть на наших офицеров, разгуливающих в форме наредника или каплера (унтер-офицерские должности в сербской армии, соответствующие приблизительно должности взводного в России)!

Говорившие с ними передавали, как всегда, разное: одни – что настроение у них отличное, другие, напротив, отмечали подавленность…» [290]

Согласно докладу резидента ИНО ГПУ из Берлина, «по мере прибытия военных частей из Галлиполи распределялись [в] уже сформированную пограничную стражу конную и пешую. Конной командует генерал Барбович, пешей – генерал Орлов. Штаб как одной, так и другой – город Панчево. Пешая стража распределена, главным образом, на границе Албании. Что касается частей, предложенных к перевозке из Болгарии в Юго-Славию, о чем уже издан приказ, они предназначаются на службу на границе Болгарии. Конная стража распределена, главным образом, на границе Венгрии»[291].

Столь радушное отношение к изгнанникам из России также было обусловлено решением полковника Ристича, справедливо полагавшего, что интересы дела диктуют сохранение былой военной спайки между русскими.

Но хотя с высшим сербским начальством договорились быстро, «сложнее оказалось наладить нормальные отношения с младшим сербским командным составом, из-за чего у белогвардейцев возникло немало недоразумений. По мнению русских пограничников, в большинстве случаев это происходило из-за незнания сербами характера их подчиненных, большинство из которых были интеллигентными и духовно развитыми людьми. Однако почти все конфликты благополучно разрешались».

Быт

Жили русские пограничники в землянках и сколоченных на скорую руку бараках, которые нередко располагались так высоко в горах, что они наблюдали идущие внизу облака. Зимой эти высоты заносило снегом и по нескольку недель граничары были отрезаны не только от всего мира, но и от своих соседних постов. Такие картины особенно часто наблюдались в диких албанских горах. Несмотря на это, русские пограничники продолжали исправно нести свою службу[292].

Они так описывали свою жизнь: «На постах, куда часто доставлялась почта и раз в месяц провиант, в землянках, сооруженных собственными руками, в постоянном напряжении и ежедневных перестрелках с албанскими разбойниками жили наши пограничники. Жалование было самым скромным: «контрактуальный чиновник» получал 1 тысячу динар, «наредник»[293] – 450 динар, капрал – 365 динар и рядовые – по 350 динар»[294].

Однако поначалу русские пограничники были довольны размером своей зарплаты. Особенно повезло офицерам, принятым на чиновничьи должности, и, как это ни странно, солдатам. При небольшом жаловании последним за счет казны предоставлялись жилье и обмундирование. Кроме того, большинство солдат были холостяками, которым не надо было кормить семьи в отличие от старших по чину товарищей.

Гораздо труднее было семейным офицерам, занимавшим унтер-офицерские и капральские должности, которым приходилось платить за жилье из своего кармана да еще и кормить жен и детей.