Русский рай

– Бывал и Йоськой, – весело ответил толмач, – а нынче – дон Хосе Антонио на службе у коменданта пресидио.

– Беглец и выкрест?! – презрительно взглянул на него Купреянов.

Йоська Волков не повел взглядом в сторону главного правителя, только улыбка, предназначенная Сысою, слегка покривилась на выбритом лице. Ротчев что-то прогнусавил Купреянову приглушенным голосом. Главные люди российских колониальных владений сошли на сушу и свели женщин. Четверка сытых лошадей приволокла к причалу рыдван, подскакивавший и грохочущий колесами по камням. Испанский офицер учтиво открыл дверь, усадил Ротчева и Костромитинова с женами, последним вошел в карету главный правитель Купреянов в мундире морского офицера. Едва рыдван тронулся, матросы, крепившие баркас с хмурым видом, повеселели, стали шутить и перекидываться словечками с прислугой княгини.

Вскоре к баркасу подошли двое русских беглецов, живших при крепости. Им хотелось поговорить с земляками. Сысой сошел на причал, охраняемый двумя испанскими солдатами, сел рядом с беглыми и завел неторопливый разговор. Они были из тех пяти, что бежали из Росса при Шмидте, с выкрестившимися алеутами промышляли бобров в южном рукаве залива, уважались испанскими калифорнийцами. Сысой спросил про Полканова и узнал, что тот теперь служит в Монтерее при губернаторе.

К вечеру правители с женами не вернулись, но прислали посыльного за девками княгини и поваром. Матросам и шкиперу было приказано ждать, переданы от коменданта молоко, масло, пшеничные и кукурузные лепешки. Служащие Росса бездельничали вместе со скучавшими испанскими солдатами. Прошел день и другой, ожидание стало томить, матросы ловили рыбу, пекли на костерке у воды, по нескольку раз в день пили чай.

Правителей с женщинами все не было, по слухам они уехали в Монтерей к губернатору. За это время возле баркаса побывали едва ли не все русские и алеутские жители Сан-Франциско. Новостей из России, интересовавших беглецов, Сысой не знал, но к их радости и одобрению пересказывал о царском указе, дающем право промышленным, прослужившим не меньше двух контрактов, селиться в колониях.

Через неделю, правители, их жены и прислуга вернулись на баркас веселыми и уставшими от путешествия. Матросы оттолкнули судно от причала, подняли парус, Сысой взял курс на устье залива. Был погожий летний денек. Женщины сидели на баке и разговаривали, мужчины устроились на корме, неподалеку от Сысоя, правившего баркасом, оживленно обсуждали итоги поездки.

– Ситуация коренным образом меняется, – Костромитинов ерзал на месте и доверительно клонился к Купреянову. – Обе Калифорнии, Восточная и Южная, похоже, ускользают от Мексики. Политические деятели Соединенных Штатов предлагают нам поделить здешние земли, и Калифорния за своё признание готова уступить России часть территории...

–Деспотия, господа, она и есть деспотия! – качал головой Ротчев, его аккуратные усики возбужденно подрагивали.

Ночевали они в фактории Малого Бодего. Здешний русский служащий натопил баню, приготовил ночлег высоким гостям, улучив подходящий время, смущенно обратился к Костромитинову:

– Отпустил бы ты меня на Ситху, контракт я выслужил, хочу вернуться на родину.

– Подумаем, посчитаем, что задолжал Компании, – уклончиво ответил правитель конторы Росса. А то ведь, промышленный Василий Пермитин при жалованье 350 рублей, не пил, даже не курил, покупал только необходимое, а потратил за этот год 728 рублей.

– У Васьки жена и пятеро детей, а меня только двое индюшат от невенчанной женки. С собой их не возьму. Табак и чай брал в долг.

– Посчитаем, если нет долгов, пришлю замену.

30 августа Костромитинов сдал Ротчеву крепость и все прилегающие к ней хозяйства. Подремонтированная шхуна была спущена на воду. На борт поднялись главный правитель Купреянов и бывший правитель конторы Росса Костромитинов с женой-красавицей и четырьмя детьми. Приказом главного правителя колоний из Росса вывозились все партовщики по причине оскудения промыслов морского зверя. Кадьяки и алеуты с нескрываемой радостью взобрались на борт судна и плясали, мешая матросам и служащим, поднимавшим на шхуну пожитки семьи Костромитинова и тяжелый рояль, особо умучивший грузчиков.

«Елена» ушла к северу, селение партовщиков пустовало, самым многочисленным был индейский посад из восьми десятков жителей, не считая детей. Россияне с креолами остались в меньшинстве, собственно природных русских служащих набиралось десятка полтора вместе с правителем, который, гнусаво, картаво, но говорил по-русски лучше якутов, финнов, шведов и других российских граждан.