Русский рай

Транспорт вернулся из Сан-Франциско, и стал догружаться на рейде против Росса. Перед отправлением Сысой много разговаривал с сыном. Они расставались не навсегда. Петруха твердо стоял на том, чтобы по окончании контракта вернуться в село, где родился, к которому был пожизненно приписан. Сысой простился с ним, с Петром Шелиховым и ушел на бриге к Ситхе.

Ново-Архангельская крепость выглядела подновленной и многолюдной, здесь появилось много незнакомых русских служащих и все стало другим, даже порядки. На причале стоял караул в форме, на месте прежнего дома правителя – новый, с саженными окнами под стеклом. У воды были построены новые казармы. Корабли в гавани на якорях, бочках и у причала почти разом отбивали склянки. Дымили ямы углежогов. Подновленная глухая стена разделяла русское и индейское селения до самого озера и продолжалась на другой его стороне. Под заплотом стояли крытые лавки местного рынка. Колошки и колоши бойко торговали картошкой, зеленью и олениной.

Расхворавшегося капитана-лейтенанта Муравьева на должности главного правителя колоний менял капитан-лейтенант Чистяков. Сысой встал перед ними обоими, оба были не знакомы ему. Он получил от нового правителя письменные и устные наставления и постарался поскорей покинуть перенаселенную крепость. Там по-прежнему выпасали и кормили сеном десяток дойных коров и быка. Свиней при крепости уже не держали из-за отвратного вкуса мяса с запахом рыбы. Муравьев велел их перебить. Матрос, сообщивший от этом Сысою, не понял, отчего старовояжный приказчик рассмеялся, глядел на него удивленно, пока тот не пояснил:

– Зажрались, однако, казаре!* ( гуси – прозвище новичков) Похоже, нынче и голодного не заставишь есть сивучину. Народец прибывает сильно избалованный хорошей едой. Рожь-то привозят ли? – спросил.

– Ржи совсем мало, больше пшеница. Две мельницы на реке дают хороший помол.

– И то Слава Богу, – отмахнулся от продолжения разговора Сысой и без труда отыскал Богдашку Васильева. Креол жил в верхней казарме, числился уважаемым и грамотными служащим получал жалованье приказчика. Федьки на Ситхе не было. Как узнал отец, его сын после школы Филиппа Кашеварова продолжал учиться в Иркутске и вскоре должен был вернуться. Сам старик Кашеваров все еще учительствовал в Ситхинской школе, в браке с крещеной алеуткой имел многодетную семью, которая с пособиями перебивалась на его жалованье в пятьсот рублей годовых, хлебный, крупяной и прочий компанейский пай.

Ничто другое не заинтересовало Сысоя в Ново-Архангельске и вместе с тремя креолами он стал грузить баркас калифорнийской пшеницей для Озерского редута. Этот редут был в двадцати верстах от крепости. К нему можно было добраться и по суше, но много ли груза унесешь на себе?! Баркас осторожно шел глубоководным проливом. Вход в него с моря и из Ново-Архангельска был загроможден множеством подводных и надводных камней. Парусные суда можно было провести здесь с большим трудом, удобных якорных стоянок не было. Но море не штормило, баркасом правил креол, хорошо знавший здешние места. Он помнил Прохора Егорова, дотошно выспрашивал Сысоя о жизни и кончине старовояжного передовщика, и непонятно было, что больше его интересует, Егоров или Калифорния. На Ситхе бытовало много красивых сказок о Россе.

Озерский редут и само селение располагались между высоких гор, в конце узкого пролива, на нерестовой реке, падавшей из озера красивым водопадом. Эта была одна из двух крупных рек острова, остальные мелкие. В ее устье стоял рыбный завод, заставленный садками. Когда-то ради добычи рыбы и начали строить здесь укрепление. Со временем, кроме рыбной ловли и заготовки юколы, которыми занимались алеуты, здесь стали выделывать бычьи и сивучьи кожи. Возле озера ломали гранит на мельничные жернова. На склонах гор рубили лес и сплавляли в редут, отсюда вывозили в НовоАрхангельск. В Озерском жили два десятка работных и служащих, но порой население увеличивалось до трех десятков.

Обнесенные стоячим тыном, на берегу стояли дом начальника и казарма служащих в одной связи, там жили кузнец, плотники, пильщики. За тыном, вне укрепления – будка с восемью орудиями, еще одна казарма для работных и часовня во имя Преображения Господня. На реке виднелась мельница, в стороне от нее – навес для сушки юколы. Над ним висел дым, однорукий каюр, ходил вокруг с палкой и отгонял ворон.

Дом начальника строился для Баранова с семьей. Здесь бывший правитель хотел провести остатки своих дней в покое и близости горячих ручьев, в которых не раз поправлял боли в суставах и пояснице. Половину дома занимала семья приказчика Алексея Шмакова, прибывшего на Ситху вместе с капитаном-лейтенантом Муравьевым. Шмаков женился на крещеной тлинкитке Параскеве, одного за другим она родила ему двух детей. Теперь приказчик сдавал дела и вместе со своим покровителем, женой, дочерью и сыном: креолами Лукерьей и Николаем, собирался в Россию. Десять русских охранников жили на другой половине дома.

– Какое жалованье тебе обещали? – первым делом спросил Шмаков.

– Семьсот!