А в Москве тем временем уверенный в себе и решительный Валентинов перекраивал «Русское слово» на свой лад. Политически, заявлял он, газета «хромала на обе ноги». Он вознамерился сделать из нее «демократическую газету»[396].
Несмотря на молодость, Валентинов уже тогда обладал твердым характером закаленного бойца. В 1898 году, будучи девятнадцати лет от роду, он вступил в запрещенную Российскую социал-демократическую партию (сытинские сыновья сделали это, видимо, в 1902 году); затем за активную поддержку большевиков, отколовшихся от партии в 1903 году, угодил в киевскую тюрьму. Выйдя на свободу в 1904 году, Валентинов отправился к Ленину в Швейцарию, однако не прошло и года, как он вернулся домой и примкнул к меньшевикам, которые выступали за партийную демократию, парламентские методы борьбы и независимость взглядов. (В 1912 году формально он еще был меньшевиком.)
С тех пор Валентинов стал журналистом, специалистом по экономике и горячо ратовал за индустриализацию Россию; именно это обстоятельство склонило содиректоров Сытина в пользу нового редактора. После революции он почти десять лет прослужит Советской власти на посту редактора «Торгово-промышленной газеты», органа Высшего совета народного хозяйства, в 1928 году эмигрирует в Париж, где напишет «Встречи с Лениным» – одну из лучших книг подобного рода. Валентинов умрет в Париже в 1964 году, в возрасте восьмидесяти пяти лет.
В сентябре 1913 года Валентинов написал письмо, раскрывающее стиль работы молодого редактора, ибо в нем он отвечает на вопросы критически настроенного Руманова по поводу редакционной политики. Объясняя, как он подбирает для газеты основные статьи, Валентинов говорит, что взял себе за правило ставить в каждый номер одну статью, посвященную внешней политике, «одну деловую пропагандистскую» (т. е. убеждающую в том, что рост производства и торговли есть благо для России) и одну на актуальную внутриполитическую тему. В ответ на румановские опасения, не слишком ли близки позиции газеты и министерства иностранных дел, Валентинов называет «Русское слово» «независимой оппозиционной газетой». «Русское слово» никогда не совершит «прямого преступления» и не будет рупором правительства, пусть даже в чем-то оно и считает возможным соглашаться с правительством. Далее, заявляя о своем кредо независимого журналиста («я другого и не вижу»), Валентинов ратует за освещение событий «с высоты принципов мира, культурности и социально-экономических отношений, международной ситуации» и призывает быть в работе заодно: «Оба его («Русское слово»] любим, – напоминает он Руманову, – а любовь – о, это великая сила»[397].
Возможно, сегодня эти общие слова Валентинова о демократической журналистике звучат банально, зато в них выражалось полное согласие с задачами, которые ставил перед газетой Сытин. Оба стремились сделать «Русское слово» «демократическим»; оба хотели создать нечто новое, дотоле невиданное в России – честную, пытливую, высокопрофессиональную газету, отстаивающую интересы народа, а не правительства или какой-либо фракции[398]. Кто не за правительство, тот против него, считали многие, особенно консерваторы, этим людям казалось, что Сытин все в большей мере становится бунтовщиком. Они решили не ограничиваться критикой «Русского слова» и повели наступление на сытинские учебники. Этими школьными учебниками, предупреждали они, Сытин сознательно подрывает верноподданнические чувства к самодержавию.
Угроза нависла над одним из главных источников доходов Сытина, ибо, как писал Валентинов, отмечая «характерную» особенность «Товарищества И.Д. Сытина», когда он поступил в него в 1912 году, это было «самое большое в России издательство (в частности, всяких книг для школ и учебников)». Валентинов преувеличивал – он забыл о многочисленных сытинских лубках и календарях, но если иметь в виду основную массу собственно книжной продукции, то его правота несомненна. Ведь в каталоге фирмы за 1911 год «Учебники, учебные пособия и наглядные пособия для низших, средних и высших учебных заведений всех ведомств, а также для самообразования» занимают 250 страниц[399].