Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

Проиграв бой за первые кандидатуры из-за их политической репутации, Сытин решил взять в газету журналиста из провинции, достаточно левого, но менее известного. Он пригласил побеседовать И.Р. К у геля из «Киевской мысли» и на сей раз позвал для участия в переговорах Благова. В начале января, проведя два вечера за ужином в «Праге», одном из лучших московских ресторанов, они столковались на 15 тысячах рублей в год[369].

Кугель вспоминал впоследствии свой важный приватный разговор с Сытиным, во время которого тот сказал: «…Надо же, наконец… сделать из нее красное дело. Читатель «Русского слова» перерос газету. Сейчас время, когда газета должна стать определенно демократичнее… в соответствии с нарастающей оппозицией в стране. Такая массовая газета, как «Русское слово», не может стоять в стороне и повторять зады, потому что в конце концов потеряет и подписчиков»[370]. Чтобы произвести эту перемену, сказал Сытин, ему нужен Кугель, а Кугель хотел, чтобы читатель знал: он согласился работать у Сытина только после клятвенного обещания Сытина решительно двинуть «Русское слово» влево.

Кугелю, однако, не суждено было переехать из Киева в Москву. Как только достаточно много влиятельных в «Товариществе» лиц узнали о его назначении, составилась новая оппозиция. Вот что рассказывает Валентинов: «По причинам, на которых было бы слишком долго останавливаться, соглашение с Кугелем расстроилось, он даже не приступал к работе, и ему была выплачена большая неустойка»[371]. Кугель в своих воспоминаниях винит во всем Петрова и военного корреспондента «Русского слова» Немировича-Данченко, но говорит, что объяснение он получил только в виде «любезного» послания от Сытина, писавшего о «темных силах», которые сплотились против них. Как бы то ни было, Кугель отклонил сытинское приглашение приехать в Москву, заметив, что не имеет вкуса к «неприятным сюрпризам»[372].

Кугель недаром сослался на сюрпризы, он наверняка знал об еще одном январском случае вероломства «Русского слова», так как к нему имел отношение его брат А.Р. Кугель, руководитель петербургского театра «Кривое зеркало». Речь идет о нарушении договора между Благовым и Л.Н. Андреевым, которое тоже имело политический подтекст, и это помогает понять, почему Сытин хотел лишить Благова власти в редакции.

В начале 1911 года, стремясь публиковать в «Русском слове» всех именитых литераторов, Сытин заключил на год соглашение с Андреевым и, таким образом, возвратил автора, который за несколько лет перед тем ушел от него к Горькому. Андреев согласился дать в «Русское слово» шесть рассказов при полистной оплате в тысячу рублей и не сотрудничать в других газетах. Кроме того, Андреев, вслед за Дорошевичем, получил исключительное право требовать от «Русского слова» публикации всех иных представленных им беллетристических произведений. И вот, когда в Петербурге поставили его новую пьесу «Прекрасные сабинянки», Андреев через Руманова попросил Благова напечатать ее в газете. Благов дал согласие[373].

Благов получил рукопись как раз вовремя, чтобы опубликовать пьесу в день премьерного спектакля в Москве, но не сделал этого, возможно, найдя в ней чересчур острую политическую сатиру. (В своей пьесе Андреев бранил кадетов за их бесплодное либеральное позерство и правительство за бесконечные беззакония.)[374] По прошествии нескольких спектаклей Благов сообщил Андрееву, что пьеса уже слишком хорошо известна в Москве и нет смысла публиковать ее в «Русском слове». В ответном письме от 18 февраля 1912 года Андреев напомнил Благову, что у него было достаточно времени для подготовки публикации, как водится, ко дню премьеры. К тому же «Русское слово» обязано принимать все его произведения. Андреев заявил о намерении представить этот «грубый и непорядочный» поступок на рассмотрение третейского суда. «Конечно, при настоящих условиях я считаю свое дальнейшее сотрудничество в «Русском слове» невозможным»[375].

На следующий день Андреев поведал о случившемся Руманову. «Очень хочу думать, – написал он, – что Иван Дмитриевич здесь не при чем». И тем не менее заключал: «Вы, как и я, стали жертвой непроходимого и застарелого хамства воистину уличной газеты»[376]. Трусливый обыватель Благов, негодовал Андреев, ничего не смыслит в искусстве и политике. В апреле Андреев по настоянию Руманова выплеснет свое недовольство Сытину. В свою очередь Сытин попросит Руманова умиротворить Андреева, но в декабре того же года откажется заплатить крупную сумму, которую требовал Андреев за свое возвращение в «Русское слово». На том дело и кончится[377].