Рука пенсионера опять нашла горло. Старик обвел аудиторию выцветшими голубыми глазами, будто убеждаясь, что его рассказ никому не наскучил. Все смотрели с вниманием, студент даже рот приоткрыл.
– Ну так вот. Трибунал назначил, конечно, сам Вася – кого Жуковым, кого Вышинским, ну и так далее. Лежу я связанным посреди всей этой кодлы, они костер развели и расселись вокруг меня, как каннибалы вокруг добычи. Долго не говорили, порешили меня как главного военного преступника повесить.
– В шутку, что ли? – не выдержал студент.
– Я так тоже подумал, да вот Вася – «Сталин» по-другому рассудил. Правда, ребят долго уговаривать пришлось. Порешить-то порешили, а исполнять – дело другое. Живого человека все-таки вешать. Но Вася пацанов на «слабо» взял – мальчишки ведь. Трусом и предателем никто быть не желал, ну и развязали меня, чтобы на этой же веревке вздернуть, а руки ремнем за спиной перетянули. Стою я и сам себе не верю, что смертный час приходит – игра же, с одного двора, с одной школы многие. Но глаза у них злые, от костра какие-то проблески в зрачках – нечеловеческие. И меня начинает жуть забирать – кажись, все всерьез. Кто-то картонку нашел, той же пробкой написал – «Гитлер» и мне на рубашку прикрепил. Тут заминка вышла – на карьере-то дело было, деревьев нет, на чем вешать? Не виселицу же сооружать. Долго спорили, потом так решили – повесить на доске над обрывом, и на доску ту встать всем, чтобы, значит, вес удержать. Сволокли меня к самому краю с петлей на шее да и без лишних разговоров веревку на доску накрутили и спихнули меня с обрыва. Никаких последних слов там или лозунгов, ничего не было, я даже и «мама» не успел сказать – в каком-то оцепенении был. До сих пор забыть не могу, как веревка мне в горло впилась. – Тут старик опять пощупал кадык. – В глазах потемнело, и только слышу смех сверху. Вася смеялся – так тебе и надо, мол, Гитлер недорезанный.
Ну и все. Я сознание потерял, очнулся уже на дне карьера. Потом мне на следствии рассказали, что не устояли они все на доске, места не хватило – узкая доска-то оказалась, из-под ног ушла.
Старик снова пощупал горло и замолчал, глядя на столик. В тишине купе особенно громко стучали колеса на стыках. Хирург покачал головой, взял бутылку и разлил водку по пластмассовым стаканчикам.
– Ну, отец, сто лет тебе жизни – в рубашке родился. Да и история твоя не про смерть все-таки, а про жизнь, за это и выпьем.
– Да я не пью. Совсем, но компанию поддержу. Тем более – история-то моя про смерть как раз.
– Так вы же живым остались. – Экономист удивленно обвел всех глазами. – Раз нам все рассказали. – Как будто и без рассказа это было не очевидно.
– Я-то остался. А вот Васю той самой доской убило – гвоздь там был. Когда доска у них выскочила, то этим самым гвоздем ему прямо в висок попало – умер на месте. Следствие-то как раз по этому вопросу было. Долго тянули – все политику искали, но отстали потом – несчастный случай, и шабаш.
Старик пригубил водки самую малость и полез к себе на верхнюю полку. Больше в этот вечер не разговаривали, улеглись, свет выключили, только студент записывал что-то в записную книжку под своей лампочкой почти до утра.
Проверка
Его звали Лука, ее – Матильда. Редкие в наше время имена. Он был «средовек», то есть мужчина среднего возраста – чуть за сорок. Она – молодая натуральная блондинка, вернее, светло-русая, красивая какой-то капризно-кукольной, надменной красотой. Лука к своим восьми пятилеткам, одному неудачному браку и одному инфаркту перепробовал много всяких профессий – от рабочего сцены до прораба. Когда Лука познакомился с Матильдой, он занимал ответственную, но нелегкую должность руководителя подразделения в немаленькой строительной фирме, специализирующейся на загородном коттеджном строительстве. Именно на одном из объектов он приметил дочку заказчиков, приехавшую вместе с родителями принимать работу. Она молчала, пока папаша с мамашей придирчиво осматривали отделанные дубовыми панелями стены, включали и выключали люстры, затапливали камин – не дымит ли, трогали перила – не шатаются ли и открывали-закрывали окна. Лука с профессиональной спокойной гордостью демонстрировал результаты заказчику – все работало исправно, все было пригнано, подогнано, ничего не скрипело, не дымило, не отваливалось и не сыпалось, в общем, без халтуры. Дочка слушала объяснения Луки внимательно, молчала, но поглядывала на Луку с некоторой усмешкой, как будто говоря: «Мы-то знаем, что все равно свороровал что-нибудь». Тем более было неожиданно, когда месяца через три в офисе фирмы его застал телефонный звонок. Незнакомый девичий голос безапелляционно сказал в трубку:
– Вы Лука Семенович? Меня зовут Мотя, ну…Матильда. вы еще нам дом на Истре строили, помните?