С того случая прошло лет шесть или семь. Макарова получила серьезный срок, Семин перевелся в центральный аппарат МВД, Веселкин же, наоборот, уволился со со службы, переквалифицировался в адвоката по уголовным делам, развелся с женой. Дочку судья-женщина, как водится, оставила матери, бытовой алкоголизм без справки из соответствующего диспансера оказался недоказуем. Веселкин тосковал, но дочка уже стала почти взрослой, и бывший следователь решил попытать счастья во втором браке. По дискотекам и клубам он, естественно, не ходил, знакомиться с женщинами было негде, клиентки же его все были замужем, и Веселкин пошел испытанным путем одиноких людей, живущих замкнутой жизнью, – решил найти спутницу через газету знакомств. Купив в соседнем с домом ларьке несколько таких газет, Веселкин стал с ручкой в руках изучать разделы «Она ищет его», то удивляясь высочайшим требованиям перезрелых женщин к будущим мужьям, то поражаясь их способностям превращать на словах недостатки в достоинства. К примеру, толстые называли себя пышными, низкорослые – миниатюрными, плоскогрудые – хрупкими, ищущие уже четвертого брака – опытными и тому подобное. Ничего не требовало подчеркивания, и Веселкин уже было собирался закрыть очередную газету, как вдруг его внимание привлекло объявление в конце последней страницы. Вчитавшись, Веселкин выронил ручку из пальцев. Объявление было набрано жирным шрифтом и гласило следующее:«Миловидная брюнетка с голубыми глазами, около сорока лет, без детей, ищет надежного спутника жизни, твердо стоящего на ногах и не лишенного художественного вкуса, особенно в области классической музыки. Ты будешь приходить усталый с работы, погружаться в домашнй уют и ласку, а если ты вдруг загрустишь, мы зажжем свечи от нашей любви, и я буду играть тебе Апассионату».
Шумахер из Лотошино
Невеста, Наташа, была родом из Лотошино – небольшого городка почти на границе Московской и Тверской области, где-то тридцать километров за Волоколамск. В среду они с Юрой подали заявление в ЗАГС и решили отметить помолвку на ближайших выходных на даче родителей невесты, в том самом Лотошине. Кроме шашлыков и прочих удовольствий, следовало показать жениха родителям невесты. С ними поехал еще один москвич, неопределенного рода занятий, но Юрин хороший знакомый, оказавшийся в пятницу под рукой. Москвича звали Станиславом, но с Юрой они друг к другу больше обращались по отчеству: Юра называл приятеля Саныч, сам же откликался на Петровича. Наташа была высокой шатенкой, выше Юры и Стаса, особенно на каблуках, и, может быть, поэтому снисходительно называла обоих уменьшительно-ласкательно: Юрик и Стасик.
Выезжать в летнюю пятницу из Москвы по любому шоссе – дело неблагодарное. Через три часа продвижения со скоростью немцев под Сталинградом были переслушаны все музыкальные диски, рассказаны все приличные и неприличные анекдоты и выкурены все сигареты без остатка. Юрина «девятка» напоминала затонированную пепельницу, смеяться больше не хотелось, хотелось, пожалуй, выпить, но из солидарности с водителем Стас и Наташа на этом не настаивали. Включили радио, перескакакивая со станции на станцию. На «Шансоне» затянули грустную песню, что называется, «за жисть». Стас вздохнул.
– Оставь, Петрович. Душевно.
Наташа, однако, не была настроена грустить.
– Охота вам слушать этот блатняк. Давайте найдем что-нибудь пооптимистичней.
Юра прислушивался к пожеланиям будущей супруги и потянулся было к магнитоле, но Стас остановил:
– Дайте хоть дослушать, жизненная вещь.
– Вот как моя мама поет, вот это жизненно. Так, бывало, голос задерет, до самых косточек пробирает, – с гордостью сказала Наташа.
– А сама-то поешь? – через некоторое время спросил Стас.
– Пою, когда компания хорошая. Народные, правда, только.
– Народные самые жизненные и есть, – сказал Юра, – вот увидишь, как простые люди отдыхают.
Стас подождал все-таки, когда окончится песня, потом только ответил:
– Можно подумать, что я народа не знаю.
– Ты, Стасик, москвич…
– Я питерский вообще-то, – перебил Станислав.
– Все равно столичный, – продолжала Наташа, – с детства к городу привык, а там – маленький городок, считай, деревня. Воздух другой, люди другие…Каждый как на ладони, все все друг про друга знают. Жизнь, в общем, другая, ну и песни другие.
– Да я уж по России поездил, слава Богу, и городков и сел повидал, и как люди там живут, знаю. В Москве вообще жизни нет – одышка какая-то. Люди не живут, крутятся, вертятся, выжимают все, что можно и нельзя, из себя и других. Деньги, деньги и еще раз деньги, каким способом – никому не интересно.
– А мне нравится, – не совсем последовательно возразила Наташа, – жизнь бьет ключом, движуха. А в Лотошине скука смертная – мужики только пьют да по бабам гуляют.
– А бабы там будто не пьют и еб…ся, – подключился Юра.
– Юрик, не пошли. Конечно, пьют и трахаются, но иначе как-то.
Мужчины одновременно рассмеялись.
– Иначе – это как? – спросил Юра.
– Да, как это? Особенно второе, – уточнил Станислав.