Русский крест

- "Колокольчиками"! - насмешливо вымолвила Нина. - Нашими несравненными "колокольчиками"! Я им не верю ни на грош. И тебе не верю.

- Ну! - огорченное сказал Симон. - С чего бы это?

Он встал, подошел к ней, взял за руку и стал ласково поглаживать, укоризненно качая головой.

- Нет, Симоша, с чего тебе верить! - смеясь и вырывая руку, воскликнула Нина.

- А сколько я для тебя сделал? - он не отпустил руку, попробовал снова погладить. - Я вижу - ты дурачишься, хочешь пощекотать мне нервы.

- Продать тебе за франки? - предложила она. - Давай?

- Ниночка! - пристыдил Симон. - Зачем тебе франки? Сколько пшеницы ты уже отправила в Константинополь! Я уж не говорю, кому она пошла...

Ой намекал на то, что зерно было куплено британцами, которые с воловьей простотой теснили в Турции французов.

- Шакалы купили пшеничку, - нервно-весело ответила Нина. - Я платила за нее "колокольчиками", получала фунтами. Помнишь, как ты учил в Ростове? Я и научилась!... Продам теперь этот проклятый рудник, присмотрю себе какого-нибудь инвалида, они надежные, уеду к эфиопам. Эфиопы православные. Буду финики у них выращивать..

Она подумала об Артамонове: может быть, он возьмет ее?

Мысль о замужестве волновала Нину, ведь не век ей жить вдовой и метаться по свету.

- Пора перестать гоняться за химерами, милый Симон, - серьезно сказала Нина. - Чего только у меня не перебывало в руках. Кажется, еще чуть-чуть и Бога схватила бы за бороду. А все кончалось крахом. Я боюсь, что и на сей раз будет так же.

Услышав ее серьезный голос, он по прежнему настрою еще изобразил движением бровей и улыбкой некую шутливость, но не доиграл до конца и спросил:

- Хочешь, пойдем пообедаем? Забудем все дела, возьмем самый сладкий арбуз... Просто пообедаем.

- Ты думаешь, они дойдут до Харькова? - спросила Нина. - Ты столько лет прожил в России!.. Ничего у вас не получится. Как ни подталкивайте Врангеля в каменноугольный район.

- Это в Скадовске тебя растревожили, - заметил Симон. - Да еще этот шакал Винтергауз! А если разумно посмотреть на дело, то нечего тебе волноваться - наше Общество защитит тебя. В конце концов я сам тебя защи... - Он запнулся, не зная, как лучше сказать: "защитю" или "защищу", и, не справившись с трудностями русского языка, закончил по-другому: - Тогда я сам тебя защи... - но непослушный язык снова выставил ту же ловушку, Симон спросил:

- Как правильно сказать?

- Говори как угодно, только от души, - посоветовала Нина.

- Я не обманываю тебя, честно слово, - сказал он. - У нас с тобой одни интересы, разве ты забыла?

Она вспомнила, как он бросил ее в Константинополе, вспомнила крыс в гостинице, предостережения Ванечкина насчет французского доброхотства, и улыбнулась Симону обольстительной улыбкой.

- Симошенька, дорогой, как хорошо ты придумал - пообедать! - пропела она, окончательно решив разыскать англичанина и уйти от опеки русско-французов.

- Умница, - похвалил Симон.

Если бы он знал, что в ее памяти ожил рассказ Ванечкина о вызове на дуэль маркиза дю Пелу!

- Я не умница, я воительница, - лукаво ответила Нина. - Ну идем?

* * *

Неспроста константинопольская дыра привиделась ей. Тогда она рвалась на родину, уповала на русского Бога, сурового и всепрощающего, а что получила? Родине она не нужна. Бог отвернулся, хотя и сулил во Владимирском соборе защиту. Остался русский крест - одна перекладина европейская, вторая печенегская. Славно ли повисеть на таком?

В ресторане по-прежнему пели безумно-отчаянно:

Беженцы, беженцы, что мы будем делать,

Когда настанут зимни холода?!

Интеллигенты искали ответа на вопрос: как покаяться? Чем замолить свой грех против святой веры?

Священник Сергий Булгаков, бывший член Государственной Думы, утверждал, что интеллигенция впала в великий грех, когда стала отрицать Бога, и через этот грех в народе пробудилась тяга к самоуничижению.

Обыватели мало чему верили и терпеливо ждали, чем же все кончится. Напрасно "Вечернее слово" призывало: "Не стыдитесь быть русскими!" Напрасно Кривошеин стремился центр жизни переместить в толщу народных масс. Напрасно французский премьер называл Врангеля первым деятелем русского антибольшевистского лагеря, который понял, что в России все-таки произошла революция, - в Крыму мало кто его услышал.

В театре "Ампир" демонстрировался итальянский боевик "Сказки Востока (игра со смертью), и в этом названии отражались ощущения настоящих, а не воображаемых народных масс.

Где-то в глубине надломилось. Армия еще была жива и делала свое дело, не ведая, что обречена. Только и в ней - усталость, едкая мысль: больше не за что воевать.

Врангелиада дошла до края и должна была либо низринуться в пропасть, либо вступить на путь военной диктатуры.

Артамонов, приходя после встреч с инвалидами, работающими в мастерской Союза увечных воинов, говорил Нине, что все военные страшно злы на спекулянтов, и предсказывал перемены.

Что могло быть? Застрелят Главнокомандующего, как в марте застрелили генерала Романовского? Или он откажется от поста, как генерал Деникин? Или разгонит либералов-советчиков и совершит переворот?