Русский клан

«Маша сосет», — значилось огромными буквами на закрывшихся дверцах. Ниже были приписаны некоторые эпитеты относительно неизвестной Маши, принадлежавшие уже другой руке, и стрелка вправо. Юра, изнемогая от запаха, повернулся.

«Хотите Машу?» — вопрошал другой образец настенной живописи, снабженный все той же стрелкой, теперь выполненной в виде мужского полового органа.

Шалея от собственной дурости, Морозов покосился в указанном направлении. Увы, узнать судьбу таинственной Маши ему было не суждено. Задняя стенка лифта была густо замазана белой краской.

— Маша наносит ответный удар, — пробормотал Юра.

Двери с утробным рыком распахнулись, наконец выпустив его из своих пахучих недр.

«Машка — сука!» — размашисто, во всю стену.

— Ну прямо звезда какая-то… — сказал Морозов.

— Это ты про что? — поинтересовались из-за спины.

Обернувшись, Юра увидел любопытную харю Левки Дорофа, высовывающуюся в приоткрытую дверь.

— Да вот, знакомлюсь с наскальными рисунками местных питекантропов.

— Это ты про Машку? — спросил Лева, распахивая дверь. Он был в махровом полосатом халате. На ногах старенькие шлепанцы. — Соседка моя, с первого этажа. Крестецкая Маша. Девушка редкой судьбы. Популярная, как видишь, в народе.

— Да, заметил. — Юра крепко сжал руку Дорофу, потом не удержался, обнял. Крепко хлопнул по спине.

— Убьешь, антисемит, — просипел Лев. — Заходи давай, а то холодно же…

Квартира не поражала ни убранством, ни особенным порядком.

Повсюду валялись тюки, коробки, перевязанные веревками. Стояли аккуратными стопками книги.

— Переезжаю, — пояснил Дороф.

— Из города? — вспомнив сегодняшний визит, спросил Юра.

— Почему из города? — удивился Лева. — В другой район. И в пятиэтажку. Чтоб без лифта и мусоропровода. В гробу я видел эти удобства…

Он пошел куда-то в темную глубину квартиры.

— Давай заходи, обувь можешь даже не снимать. Я сейчас кофе сделаю… Чем занимаешься-то? — донеслось из темноты.

Морозов, осторожно переступая через груды вещей, двинулся следом. Узкий коридор, ободранные стены. Квартира выглядела так, будто в ней и не жили вовсе.

— Консультирую, — громко сказал Юра. — По врачебной линии…

— Да ты что? — Позади распахнулась дверь. — Ты еще и врач?

Морозов обернулся. Каким-то непостижимым образом Дороф оказался сзади.

— А чего ты туда забрался? — спросил Лев.

— У тебя не квартира, а лабиринт!

— Ну, это не ко мне претензии, это к строительному кооперативу. Исключительно уродливая планировка. Вот я и спрашиваю, какие люди могут вырасти в таких условиях. Только очень уродливые. Тебе кофе с сахаром?

Через узкую дверь Морозов вошел на кухню. Маленькую, вытянутую, но все-таки уютную. Общий бардак не коснулся этого помещения. Тут все было на своих местах, чистенько. Стояли рядком баночки со специями, кран и раковина блестели никелем. Дороф колдовал над джезвой.

— Мне без, — ответил Юра, осторожно присаживаясь на хрупкий с виду стул.

— Хорошо, что предупредил. — Лева с сосредоточенным видом наливал пахучую жидкость в маленькие чашечки. — Кстати, садиться можешь без страха. Надежные.

— Все-то ты замечаешь.

— Работа у нас такая.

Он, стараясь не разлить, поставил чашечки на стол. Рядом, на деревянной подставке, уместилась джезва и, откуда ни возьмись, появилась вазочка с малюсенькими печеньями.

— Прекрасно! — прокомментировал Дороф. — Впрочем, может быть, ты есть хочешь?

— Нет, спасибо, поел уже. — Юра осторожно взял чашечку. Попробовал. Кофе был по-настоящему вкусный. И крепкий.

— Никого из наших не видел? Как они там?

— С Вязниковым Лехой только-только распрощался. А остальных — нет, не видел и не слышал. Я полагаю, что ты знаешь о них значительно больше меня.

— Почему это я?

— Ну, кто у нас всезнающий?

— Да ну, я не всезнающий. — Лев смущенно помешал кофе маленькой ложечкой. — Это нетрудно. Просто я — трудолюбивый. Так-то. А информация на поверхности плавает. Сам знаешь, шила в мешке не утаить.

— Хорошо, что ты на органы не работаешь. — Морозов покачал головой.

— Платят мало, потому и не работаю.

— Печально.

— С чего это? — удивился Дороф.

— Ну, у меня к тебе дело есть. А денег я дать много не могу.

— Э, — Лев сморщился, — ты прямо-таки меня огорчаешь. Все-таки русский человек не может без этого антисемитизма. По-твоему, если я еврей, то я бесчувственное полено, ничего не понимаю, и мне только бабки подавай? Антисемит!

— Я этого не говорил.

— Говорил не говорил. Какая разница, — замахал руками Лев. — Ты с Ленькой Свердловым мне тогда жизнь спас.

— Ну, не так уж чтобы…

— Ладно, ладно, прибедняться он тут будет. Я то знаю, что могло бы быть.

— Кстати, про Леньку ничего не известно?

— В Чечне. Живой, — коротко ответил Дороф. Он взял маленькую печенюшку. Захрустел. — Затянуло парня. Ты печенье бери. Очень к кофе хорошо идет.

— Спасибо.

Они выпили по глотку кофе. Морозов чувствовал странную заторможенность. Словно не знал, с чего начать. «Как перед экзаменом в школе», — подумал он и глупо усмехнулся.

— Давай выкладывай. — Лев долил из джезвы. — Вижу же, что мучаешься. Если не знаешь, с чего начать, то начинай с начала. Так обычно проще. Хотя можешь, конечно, с любого места.