Русский характер(Рассказы, очерки, статьи)

Так маленький гарнизон начал жизнь на новом месте. Сидорову, хорошо изучившему берег, удалось еще раз пробраться к своим, принести продуктов. Каждую ночь копали ход сообщения к реке, по нему уже можно было пробираться ползком до самой воды. Но гитлеровцы, сами томившиеся наверху от жажды, обстреливали весь берег из автомата и пулеметов, бросали вниз гранаты. Однажды солдату Конюхову пришлось пролежать около часа в воронке, пока гитлеровцы не прекратили стрельбу. Он доставил в целости драгоценное ведро с водой, но руки его так дрожали от усталости и нервного напряжения, что ему никак не удавалось свернуть самокрутку.

Сержанта Яковенко угнетала мысль, что его группа, по существу, бездействует. Вся энергия уходила на то, чтобы добывать воды, пробраться вдоль берега за продуктами, караулить у двери блиндажа, не покажутся ли гитлеровцы. Все товарищи воюют, а они вынуждены сидеть, словно звери в норе.

Сидоров поддерживал по телефону связь со штабом батальона, но он мог лишь сообщать, что гитлеровцы находятся наверху, внизу на берегу их нет.

Прошло несколько дней. Наверху гремел бой. Рвались снаряды и мины, торопливо трещали пулеметы. Здесь, внизу, гарнизон «Рябина» лишь нес караульную службу.

Но однажды ночью гитлеровцы попытались овладеть берегом. С двух сторон, далеко обходя блиндаж, они стали спускаться к реке. Видимо, чтобы подбодрить себя, они строчили из автоматов. Трассирующие пули оставляли красные и зеленые следы, неторопливо проплывавшие в ночной темноте. Слышался тяжелый топот ног, срывались вниз и падали комья земли.

Оставив у телефона Сидорова, Яковенко приказал своим солдатам залечь у блиндажа. Бой шел всю ночь. Целиться приходилось наугад, на шум шагов, на шорох осыпающейся земли. Справа застрочил пулемет — это одна из рот, загнувшая свой фланг к Волге, пришла на помощь защитникам «Рябины». Потом лес на противоположном берегу озарился вспышками, через Волгу, вырисовывая огненные дуги, понеслись снаряды «катюш». Было слышно, как они рвутся наверху, за блиндажом. Видимо, пытаясь определить местонахождение блиндажа, ставшего у них на пути, гитлеровцы выпустили несколько осветительных ракет. Это их и погубило. Весь берег осветился мертвенно-белым светом. Яковенко и его боевые товарищи получили возможность делиться в гитлеровцев, рассыпавшихся по берегу. В то же время советские воины были защищены выступом обрывистого берега, немцам нелегко было их обнаружить.

Со стороны завода «Красный Октябрь» стал бить миномет — защитники завода пришли на помощь своим товарищам. При свете ракет было видно, как взлетает фонтанами красноватая земля.

Видимо, боясь окружения, гитлеровцы сбились в кучу. Яковенко озорно улыбнулся, вынул из-за пояса одну из гранат, не торопясь примерил, куда ее бросить. Сержант чувствовал, какая большая ответственность легла на него. В бою он заменил командира взвода. Теперь он должен был преградить противнику выход к реке. Пять солдат, составлявшие его немногочисленную боевую группу, верили ему, выполняли его приказания. Яковенко понимал: он должен продумать каждое свое решение, каждый приказ, потому что малейшая неосмотрительность могла привести и к гибели гарнизона этого блиндажа, и к нарушению общего плана разгрома гитлеровцев.

Яковенко взвесил на руке гранату, мысленно проследил траекторию ее полета, потом приподнялся, метнул гранату в самую гущу гитлеровцев. Он был удовлетворен: несколько вражеских солдат упали на волжский берег, чтобы больше никогда не встать. Другие, раненные, поползли к обрыву, надеясь выбраться наверх. Сухо застучали выстрелы.

Рядом с сержантом лежал Конюхов. Это был еще молодой солдат. В начале боя он испытывал неуверенность, даже робость. Но, быть может, поэтому ему хотелось подняться во весь рост, ворваться в расположение вражеских солдат, чтобы бить их прикладом винтовки, уничтожать в рукопашном бою, когда чувство страха и неуверенности уступает место необузданной ярости.

Увидев, что сержант метнул гранату, Конюхов приподнялся на локте, тоже неторопливо вынул из-за пояса гранату, бросил ее туда, где было больше всего врагов. Помимо своей воли он зажмурился, потому что боялся звука разрыва. Но тут он заставил себя открыть глаза, ему хотелось видеть, сколько фашистов ему удалось убить.

Если бы Яковенко обернулся к своему соседу, он бы увидел, что на лице Конюхова, еще юном, тронутом лишь нежным пушком, застыло выражение смертельной ненависти. Конюхов забыл про страх, он не думал о своей жизни, ему хотелось во что бы то ни стало уничтожить гитлеровцев, которые осмелились прорваться к самой Волге. Одна мысль овладевала им: уничтожить врага. И если бы для этого потребовалось пожертвовать жизнью, Конюхов не задумался бы ни на минуту. Он стрелял из винтовки, переводя мушку с одного гитлеровца на другого. Губы его были плотно сжаты, глаза прищурены. Теперь только он вспомнил о гранатах. И он бросал их одну за другой, жмурясь при звуках разрыва и в то же время радуясь тому, что после каждой брошенной вниз гранаты число мертвых фашистов росло.