По-отцовски гордясь своими молодыми земляками-сослуживцами, Иван Семенович горестно думал, что, возможно, уже завтра многие из них не увидят ясной сини Волги, тихого плеса, и не придется им загорать на жарком прибрежном песке, гулять в просторных заводских парках и распевать песню о вороных конях. Свою молодость и жизнь они отдадут за Отечество, погибнут, обнимая перед смертью горячую, каменистую, трижды родную землю Сталинграда.
Минометчики всего несколько дней назад надели красноармейские шинели. А так как в Сталинграде на интендантских складах не оказалось пилоток, то они ходили в своих гражданских кепках, и командир дивизиона называл их рабочей гвардией. Однако рабочая гвардия с первого боя действовала умело, и ее тяжелые минометы точно били по целям, метко обрушивая на врага пудовые мины. Многому молодые солдаты научились у командира расчета.
Пересмеиваясь, Поляков певучим голосом рассказывает, что лишь однажды его ребята сробели перед миной, и то не немецкой, а своей.
— Застряла она в стволе, не разорвалась. Ну, надо ее вытаскивать. Снял я ствол с опорной плиты, вместе с наводчиком наклонили его, и мина тихонько выскользнула мне в руки. Глянул на ребят, а они лежат ничком и смотрят на меня во все глаза… Вот, думаю, вроде и не из робких, фашистов не боятся, а перед своей миной сробели…
По дну глубокого оврага бежит к Волге через весь город маленькая речка Царица. У устья се, на гребне оврага, стоял деревянный павильончик, известный в городе под именем «Китайского ресторана». Сюда, бывало, заходил по воскресеньям Поляков выпить кружку, другую пива. А теперь здесь расположилась минометная батарея. Второй день минометчики не меняли огневой позиции. Противник обнаружил их и непрерывно обстреливал овраг. Но уходить на другое место было уже нельзя: позади — Волга. Вот и приходилось сидеть в овраге под разбитым в щепки «Китайским рестораном».
Вновь неприятельские самолеты сбросили несколько бомб. Загорелись стоявшие у берега баржи. Столб густого дыма поднялся в небо. Но минометчикам некогда оглядываться. Батарея вела огонь по наступающей пехоте противника. В грохоте боя трудно было расслышать команды, которые передавал телефонист. И Поляков часто взбегал по скату оврага вверх, осматривался и, хорошо зная каждый закоулок в городе, самостоятельно устанавливал прицел, угломер, уровень и точно посылал мины в самую гущу врагов.
После двухчасовой стрельбы, когда атака немцев в центре города была отбита, минометчики перенесли огонь на Дар-Гору, где теперь противник накапливал силы для атаки.
— Мост через овраг знаешь? — спрашивает Полякова по телефону командир взвода младший лейтенант Моторин.
— Знаю.
— Разбить можешь?
— Могу.
Поляков прикидывает в уме расстояние до моста, вычисляет данные и открывает огонь.
— Хватит! — передает по телефону Моторин.
Поляков радостно возбужден и в то же время огорчен. Хорошо, когда твои мины бьют в цель, но как тяжело сознавать, что еще один мост разрушен.
Но вот опять зуммерит телефон.
— Прибавьте огонька! — требует командир стрелкового батальона. И минометчики открывают огонь по городскому саду, в который ворвались гитлеровцы.
Цели быстро приближаются. Их уже можно видеть простым, невооруженным глазом. Поляков ставит прицел уже не на два-три километра, а на пятьсот-шестьсот метров.
— Видишь большой белый дом за мостом? — спрашивает Моторин. — За ним дом под красной крышей. Бей по красному дому, там вражеские автоматчики и там же пушка. Целься лучше, наши жалуются, пушка эта житья не дает.
Как же плотнику Полякову не знать красного дома у железнодорожного моста? Два года назад он строил этот дом. А теперь ему же приходится разрушать то, что создавал собственными руками!
Но в доме том засел враг и. раздумывать некогда. Поляков тщательно определил расстояние, поставил прицел, сам зарядил миномет и зло выругался, когда первая мина разорвалась за домом. Вторая мина — недолет.
— Ну, уж теперь дудки, — сердито сказал Иван Семенович.
И в самом деле, третья мина точно угодила в дом под красной крышей; оттуда повалил дым.
— Вот так, — удовлетворенно сказал Поляков. — Похоронили гитлеровцев. Какая судьба, ребятушки, выпала мне, — я ж дом этот строил, и мне же пришлось фашистов в нем хоронить.
Все гуще становился вражеский огонь. Даже привыкшие ко всему минометчики невольно прижимались к земле, наклоняли головы. Поляков сердился.
— Эй, минометчик, — кричал он, — что ты так низко кланяешься?..
— Да уж больно густо бьет, товарищ командир, — оправдывался тот.
— А все-таки низко не кланяйся, не имей такой привычки…
Батарея тяжелых минометов в овраге стала для атакующего противника бельмом на глазу. Решив подавить ее, немцы открыли по оврагу сосредоточенный артиллерийский и минометный огонь. Один за другим выбывали из строя минометчики.