Русский характер

Широкоплечий, высоченный, здоровенный, но то ли оплывший, то ли заплывший, он поболтал с ней пяток минут возле Александровского сада, а потом усадил в «Тойоту» и повез ужинать в дорогой корейский ресторан. Пока что подобная галантность не давала ему права требовать продолжения банкета в домашней обстановке, однако выслушивать его речи Таня была просто обязана. Так подсказывали ей совесть, правила этикета и хорошее воспитание. Хором подсказывали, слаженно, дружно. Заглушая голос разума.

Да и эрудированный Митя не умолкал ни на минуту.

– Вот ты спрашиваешь, почему перец? – воскликнул он, орудуя стальными палочками до того проворно, словно все свободное время посвящал вязанию.

– Я спрашиваю? – удивилась Таня.

Не глядя на нее, Митя вонзил свою спицу в овощное рагу и продолжил:

– Все в этой жизни должно быть острым, возбуждающим, резким…

– Что касается меня, то я предпочитаю умеренность.

– И азиаты…

– И в еде, и вообще, – туманно закончила мысль Таня.

– И азиаты знают в этом толк, – подытожил Митя. – Корейцы до того пристрастились к перцу, что слова «острый» и «вкусный» сделались для них синонимами. Здорово, да? – Митя облизнулся при виде большущей рыбины, подергивающейся на блюде. – Морской окунь – моя слабость. Тебе хвост или голову?

– Он живой, – забеспокоилась Таня.

– Ну и что?

– Не станем же мы есть живого окуня!

– Почему? – Наморщивший лоб Митя сделался похожим на большого раскормленного ребенка, которому запрещают полакомиться пирожным. На лезвии его столового ножа застыли серебристые блики.

– Если ты прикоснешься к нему, на мою компанию можешь не рассчитывать, – решительно заявила Таня.

– Ты из общества защиты животных?

– Из аудиторской фирмы. Но питаться прыгающей по столу рыбой у нас не принято.

– Повар старался. – В голосе Мити прозвучал неприкрытый упрек.

– Рыболов, может, и старался, – ответила Таня, накрывая окуня салфеткой, словно саваном. – Но при чем тут повар?

– Он соскребал чешую! – воскликнул Митя. – Чистил и надрезал рыбу так, чтобы не повредить внутренностей. А ты…

– А я лучше скушаю что-нибудь попроще, – сказала Таня, перебарывая подступившую к горлу тошноту. – Вот хотя бы этих засушенных червячков.

– Это не червячки, а лапша.

С такой интонацией мог бы сказать слон: это не шланг, а хобот.

– Обиделся? – спросила Таня, трогая Митю за руку.

– Да нет, – пожал он плечами. – Залить тебе лапшу бульоном?

– Сама справлюсь.

– Дело хозяйское. – Митя взглянул на часы.

– Все-таки обиделся, – вздохнула Таня. – Ладно, не принимай близко к сердцу. Сейчас я уйду, а ты ешь свою рыбу.

Она открыла сумочку, чтобы достать кошелек.

– Что ты собираешься делать? – обеспокоился Митя.

«Запереться в туалете и сменить наконец эту проклятую прокладку», – мысленно ответила Таня.

– Внести свою долю, – произнесла она вслух. – Мы ведь цивилизованные люди. Каждый платит сам за себя.

– Это не признак культуры, это… это… – Не находя от возмущения слов, Митя покраснел, тогда как кончик его носа сохранил восковой цвет.

«Господи, да ведь он мне не просто активно не нравится, он мне просто противен, – пронеслось в мозгу Тани. – Крутить шуры-муры с этим бледноносым? Фи! Ни за какие коврижки».

– Переписка и личное общение не одно и то же, верно? – спросила она примирительно. – Ну познакомились, ну посидели. Это не повод тратиться на глупую бабу, ничего не смыслящую в морских деликатесах. Тем более что мы находимся в заведении не из дешевых.

– Пустяки, – махнул рукой Митя, и сделал это так небрежно, что Татьяна его даже немножечко зауважала. – Давай не будем говорить о деньгах. – Он накрыл ее руку своей, призывая оставить кошелек в покое. – По-моему, существует немало куда более интересных тем.

О красном перце?

– Например? – спросила Таня, подавив приступ специфической раздражительности в менструальный период.

– Известно ли тебе, какой чай пьют корейцы? – осведомился скрестивший руки на груди Митя. – Полагаю, что нет. Так вот, в Стране утренней свежести давно отказались от потребления чая в чистом виде. Чайные церемонии слишком тесно связаны с буддистскими традициями враждебных государств: Китая и Японии.

– Они враждуют? – догадалась Таня.

– Ага. Еще Ким Ир Сен призвал соотечественников отказаться от «чуждого национальному самосознанию» чая, перейдя на нейтральный кофе или на отвары из ячменя, женьшеня, арахиса, корицы. – Митя поискал взглядом официанта. – Напиток, который я намереваюсь заказать, называется сэнъганчха, что означает «чай из имбиря».

– Ты, наверное, часто бываешь в этом ресторане? – предположила Таня.

Зрачки Мити заметались, как пара рыбок в аквариуме, в который запустила лапу кошка.

– Зачем мне тут бывать? – спросил он с деланым равнодушием.

– Так хорошо разбираешься в корейской кухне.

Лесть заставила Митю расслабиться.

– Пустяки. – Он повторил свой эффектный взмах рукой. – Корейских ресторанов в Москве ого-го сколько. Японских и китайских тоже валом. – На лице Мити возникла мечтательная улыбка. – На всю жизнь хватит.

«В сравнении с этим обжорой ты невинное дитя», – сказала себе Таня.