Русский эксперимент

Болезнь познания.В конце 1953 года я окончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. В 1954 году был принят на работу в лабораторию, занимавшуюся разработкой методологии массовых и комплексных проблем. Работа меня вполне устраивала. Никакую карьеру я, конечно, сделать не мог. Но я к этому и не стремился. Не стремился я и к материальному благополучию. Зарплата была небольшая, но для меня было достаточно. Немного подрабатывала мать. Из подвала мы переселились в комнатушку получше, что по условиям тех лет было терпимо. В 1960 году защитил докторскую диссертацию. Стал старшим научным сотрудником. Зарплата выросла чуть ли не вдвое.

К этому времени я убедился в том, что должен основательно изучить не только марксизм, но и западную социологию, а также современную логику и методологию науки. Занимался я всем этим не спеша, в свободное время, исключительно для себя. Поскольку я был абсолютно свободен, не был связан никакой школой, никакими предрассудками, никакими запретами и расчетами, я убедился в том, что имевшиеся интеллектуальные богатства были в основном предрассудками, идеологией, непомерно раздутыми пустяками или заблуждениями. Во всяком случае, я не нашел никаких готовых теорий и методов, которые я мог бы просто применить к советскому обществу. Так что мне пришлось весь общетеоретический и методологический аппарат разрабатывать самому.

Несколько лет упорного труда, завладевшего мною целиком и полностью, и я, как мне тогда казалось, основательно разобрался в сущности реального коммунизма. Это был самый мрачный период в моем отношении к нему. Будущее его мне представилось в таком виде.

Будущее коммунизма.Все население страны будет прочно закреплено за определенными территориями, а на них — за определенными учреждениями. Перемещения будут производиться только с разрешения и по воле руководящих инстанций. Произойдет строгое расслоение населения, и принадлежность к слою станет наследственной. Законсервируется бюрократическая иерархия. Определенная часть населения будет регулярно изыматься в армию рабов для особого рода неприятных и вредных работ и для жизненно непригодных районов. Будет строго регламентировано не только рабочее, но и свободное время индивидов. Будут строго регламентированы все средства потребления. Будет в божественный ранг возведена вся система чинопочитания. Главе партии будут воздаваться божеские почести. Вся творческая деятельность будет деперсонифицирована. Продукты творчества будут обозначаться именами директоров, председателей, заведующих учреждениями и партийных руководителей. Никакой оппозиции. Полное однообразие мыслей, желаний, целей, действий. Будет создана особая система развлечений для разных слоев населения. Бездуховное развлекательное искусство. Все достижения науки и техники будут использоваться привилегированными слоями в своих интересах. Другим слоям будут перепадать лишь крохи. Разница в образе жизни между господствующими слоями и прочими будет подобна разнице в образе жизни между жителями современной животноводческой фермы и животными, которых они разводят. О «трудящихся» будут заботиться на тех же основаниях, на каких заботятся о животных. Идеологическое засилие будет чудовищным. Ложь, насилие над личностью, подлость будут пронизывать все звенья общества. Регулярно будут вызревать «временные трудности», на которые будут сваливать вину за все несчастья. Большинство населения будет обречено на мелочную борьбу за существование до такой степени, что будет исключена всякая возможность для него обдумать свое положение. Карательные органы будут пресекать малейшие намеки на неповиновение и критику.

Конечно, это была лишь абстрактная гипотеза, исходившая из допущения, что коммунизм пришел навечно. Но она отражала определенные черты советского общества и его устойчивые тенденции, а о крахе Советского Союза не помышляли тогда даже самые яростные антикоммунисты. Так что эта гипотеза выглядела весьма правдоподобно. А главное — она выражала те умонастроения, с какими я жил весь брежневский период.

Чувство вины

Ф: Я последнее время часто оглядываюсь на прожитую жизнь. Я не нахожу в ней ничего такого, в чем я мог бы себя упрекнуть, если не считать мелких пустяков. Я всегда был убежденным коммунистом и марксистом. И остался таковым.

П: Почему это тебя угнетает?

Ф: У меня нет никакой обиды ни на кого и ни на что. Я сам отказался участвовать в оргии антикоммунизма, критиковать марксизм и прославлять все то, что мы критиковали раньше или игнорировали. Меня выгнали на пенсию. Я не вижу в этом несправедливости в отношении меня лично. Дело не в этом.

П: А в чем же?

Ф: Дело в том, что мы, русские коммунисты, в общем и целом действовали правильно. Отклонения, ошибки и даже преступления были — мы не боги, а люди. Да к тому же русские Иваны. Но в общем и целом, повторяю, мы действовали применительно к нашим условиям, силам, средствам и возможностям далеко не худшим образом. Скорее — наилучшим.

П: Согласен.