П: Когда я оказался на Западе, я был поражен тем, какие примитивные, тенденциозные и извращенные представления о советском обществе имели западные люди самых различных слоев и уровней культуры. Я тогда был одержим манией познания коммунизма и правдивого описания его, не считаясь с ситуацией в мире и, честно говоря, имея довольно жалкое представление о ней. Я с энтузиазмом ринулся просвещать западных людей. В моем описании феноменов советского общества было много такого, что выглядело как критика этого общества, причем, по оценке ряда западных авторитетных экспертов, как самая острая и беспощадная. Само советское общество было фактически таким, что правда о нем с необходимостью принимала форму враждебной ему критики. И я был допущен в круги, занимавшиеся самыми важными проблемами Холодной войны. И меня они использовали. Не в качестве штатного сотрудника, а как участника конференций, докладчика, консультанта, автора заказанных статей, просто как собеседника во всякого рода встречах.
Ф: Печально сознавать это. Но это не преступление.
П: Не преступление, но непростительная русская простота, которая переросла в преступление.
Ф: Почему это произошло?
П: Я смотрел на сочинения советологов и кремлинологов с точки зрения их научной ценности. И с этой точки зрения они действительно выглядели идиотами. Я тогда не различал две принципиально различные науки: науку познания, просвещения и созидания, с одной стороны, и науку оболванивания людей, манипулирования ими и разрушения, с другой. Чтобы убить животное, не надо быть ученым-зоологом. С точки зрения интересов разрушения нашей страны не требовалась наука в первом смысле. Требовалась наука во втором смысле, а советология и кремлинология этим и занимались. Для построения нового общества нужны многие миллионы людей и десятки лет кропотливого труда. А для разрушения его бывает порою достаточно немногих людей и несколько лет, если не месяцев. Ломать — не строить. Для созидания надо учитывать большое число факторов, для разрушения достаточно выбрать лишь несколько, а то и вообще один. Созидание — миллиарды действий, а разрушение может произойти благодаря немногим роковым действиям. Животное можно убить одним выстрелом. Созидание требует напряжения сил, а для разрушения порою бывает достаточно несколько ослабить это напряжение.
Ф: Но почему ты все это принимаешь на свой счет? На Западе оказались десятки тысяч советских людей. Среди них многие работали в системе власти нашей страны, профессионально изучали ее, задолго до эмиграции сотрудничали с западными разведками, а оказавшись там, стали просто работать в антисоветских учреждениях.
П: Не в этом дело. Дело в том, что все это происходило на моих глазах и даже с моим участием, а я был слеп, в течение ряда лет не понимал сути происходящего. Я сам тогда не верил в то, что выяснил и сообщил им как теоретик. Я еще был в плену теории естественно-исторического процесса. В самом деле, огромная страна с населением, близким по численности к тремстам миллионам. Сложнейшая экономика и культура. Мощнейшая система власти и управления. Мощнейший идеологический аппарат и мощнейшая идеологическая обработка масс населения и т.п. Что тут могли поделать какие-то кретины (так я думал) из секретных служб?!
Ф: Но ведь ты был прав!
П: Нет, я ошибался. Я смотрел на все глазами науки созидания, а эти «кретины» — с точки зрения науки разрушения. И потому они оказались ближе к истине. Они, не ведая того, учли то, что в истории человечества в послевоенные годы произошел грандиозный перелом. И одним из элементов этого перелома явилось то, что аспект запланированности и искусственности исторического процесса стал играть решающую роль. Я потом пересмотрел все свои теоретические построения. Оказалось, что именно огромность и сложность социальных феноменов современности превращали исторический процесс из стихийно-естественного в планово-искусственный.
Ф: Неужели то, что с нами произошло, было спланировано там, на Западе?!
П: И да и нет. Тут не так-то просто разобраться. Вот где надо быть настоящим диалектиком! Сразу же после окончания Второй мировой войны началась Холодная война Запада против Советского Союза. Война, каких человечество еще не знало. И по размаху. И по средствам. И по целям. Ну, да ты сам об этом имеешь представление. Теперь многое стало открытым. Это была настоящая война. В ней многое планировалось и предпринималось умышленно. Но это делалось с обеих сторон, так что приходилось считаться с активными действиями противника. Проводилась определенная стратегия, использовались определенные тактические средства. Война шла по многим направлениям. В последнее время в российской прессе стали появляться заявления западных политиков и идеологов, сделанные ими еще в сороковые годы, вскоре после окончания Второй мировой войны. Вот, например, в этой папке у тебя я нашел статью, в которой цитируется заявление Даллеса, сделанное им еще в 1945 году. Послушай, что тогда говорил этот представитель американской демократии!