Русский диверсант

Они разделились. Степан несколько секунд наблюдал, как Золотарев, а затем Полевкин, пригнувшись, уходили вдоль зарослей кустарника к огородам. Часовой исчез в проулке. Через три-четыре минуты он снова появится на дороге. За это время разведчики успеют добраться до изгороди и затаиться там. Оставалось надеяться на профессиональные навыки Золотарева.

Теперь очередь его.

— Дюбин, иди за мной в трех шагах и немного правее. Когда подойдем к сараю, стой и наблюдай. В окоп я пойду один.

— Понял.

— Если поднимется шум, не стреляй до последнего. Бей прикладом, рви зубами, но не стреляй.

— Понял.

Окоп оказался пустым. Пулемет торчал вверх. Хорошо виднелся на фоне бледного снега его короткий раструб и конец ленты, свисавшей вниз и сливающейся с плоским ящиком. Лента заряжена полная, отметил про себя Степан и перебежал на угол сарая. Возле зенитки тоже никого не было. Голоса доносились из сарая. Пахло дымком и эрзац-кофе. Ага, значит, кофейку решили попить… Степан сделал знак Дюбину, чтобы тот занял позицию возле двери, а сам пробежал вдоль сарая и тихо спустился в окоп. Так и есть, в сторону сарая, под стену, вел узкий ход. Именно оттуда тянуло дымком и эрзац-кофе. Сколько же их там? Разговаривали двое. Пулеметчики. Смена. А если там отрыт блиндаж на весь зенитный расчет? Надо подождать. Но вскоре он услышал, как в сарае стукнула дверь и кто-то завозился в сене, забился судорожно в ближнем углу за дощатой стеной. Внизу все на мгновение затихло. Но тут же в лазе показалась круглая белая голова в каске и вытянутые вперед руки. После света в землянке немец двигался осторожно, на ощупь. Степан ударил его по каске сверху, прыгнул, придавил всем телом, прижал лицом к земле и тут же дважды ударил ножом. Прислушался. Оглянулся. Из-за сарая кто-то выглядывал.

— Товарищ командир? Боле вроде никого.

Значит, Дюбин уже заглянул в землянку. Ловкий. Напрасно Степан боялся, что ненадежный у него напарник. А он и первого завалил, и тихо, как надо, и землянку успел осмотреть. Слава богу, в ней пусто.

— Там у них землянка. Вход из сарая есть. Пусто там. — Дюбин торопливо застегивался. — Шинелькой я его — накрыл… Как приказано, без стрельбы…

Они протиснулись в узкий лаз. Землянка оказалась неглубокой. Стоять можно было только на коленях. В углу на ящике горела сальная плошка. Посвечивала щелястой дверцей вырезанная из полубочки железная печь. На ней стояли два котелка. В них что-то булькало, выплескивалось, сипело. Пахло вкусно. В углу, на зеленых пулеметных ящиках, лежали автомат и несколько противопехотных гранат с длинными ручками.

— Во как устроились. Тепло, светло, и мухи не кусают. — И Дюбин понюхал в котелках.

— Отставить, Дюбин.

— Да я так, только полюбопытствовать. Котелки у них, товарищ командир, удобные. С крышками. Если что, и не разольешь…

— Если что, Дюбин?

— Да это я так…

— Вот что: иди сейчас к орудию. Ты же артиллерист?

— Ну да, служил в дивизионе полковушек. Только у моей пушки ствол был не длиньше, чем у винтовки. А эта махина вон какая! И с какой стороны к ней подходить, я не знаю.

— Пушка — не кобыла, Дюбин. Копытом не ударит, если даже и не с той стороны подойдешь. Принцип тот же. Заряжай, прицеливайся и стреляй.

— Не скажи.

— Ладно рассуждать, Дюбин. Иди к пушке. Посмотри там, что и как. Только ничем не греми.

— Стрелять, что ль, надо?

— Может, и надо.

— Да я ж… Я с «сорокапятки» стрелял. А тут вон… Грознее тещи!

— Ты наводчик?

— Наводчик.

— Иди. Если что непонятно, спросишь. Но самое главное — наблюдай за деревней и дорогой.

Степан сунул за ремень две гранаты, откинул дерюгу, вылез наружу. Немец лежал в той же позе, выбросив вперед руку. Степан перелез через него. Вытащил из ниши пулемет. Перекинул через плечо ленту.

Пулемет они установили немного в стороне от зенитки, чтобы контролировать отрезок шоссе от леса до деревни и выезд из деревни, а также крайние дворы и поле до леса.

В деревне было по-прежнему тихо. Но это могло означать и то, что вторая группа еще не приступила к выполнению своей задачи.

— Дюбин, ну что там? Разобрался?

— Да хрен ее мамушку знает, товарищ командир, — ответил из темноты Дюбин. — Надо было Прибылова с собою брать. Он при большой пушке служил. При гаубице. А я что ее трогать буду? Еще сделаю что-нибудь не так, весь механизм в негодность придет. Тут вон сколько разных частей. Как в самолете.

— Артиллеристы… вашу мать! Чему вас только учили?

— Меня учили из «сорокапятки» стрелять.

— И что, научили?

— Научили. Стрелял.

— И попадал?

— А кто ж ее знает. Может, и попадал. Один раз, тут, недалеко, батарея наша по танкам ихним стреляла. Один загорелся. А кто поджег, разве узнаешь? Может, и мой снаряд попал куда надо.

— Значит, ты, Дюбин, танк подбил? Герой.

— Я этого не говорил.

— А из этой хреновины танки, между прочим, лучше бить.

— Да я вижу, и прицел здесь побольше нашего. А значит, поточнее. И маховики… Вон как легко ходят!

— Вот и осваивай. Нам танк с обозом надо будет прикрыть, пока они по дороге пойдут.

— Мы что, товарищ командир, здесь остаемся?

— Не остаемся, но с полчаса посидим. А что ты сразу испугался?