Русский быт в воспоминаниях современников

Как бы то ни было, но помянутое чтение романов произвело мне многоразличные пользы. Наиглавнейшею из них можно почесть ту, что я чрез многое чтение сие сделался в немецком языке несравненно знающее и совершеннее. Не только целые тысячи слов и речений, которых я до того никак не знал, сделались мне тут известными и вразумительными, мимоходом и без всякого затверживания их наизусть, но я научился вкусу отчасти и в самом слоге сочинений немецких и узнал приятность и красоту оного, и чрез-всего то приготовил себя нечувствительно к удобнейшему разумению и охотнейшему чтению других и полезнейших сочинений. Второю, и неменее важною пользою, полученною мною от сего чтения, можно почесть ту, что я, читая описываемые происшествия во всех государствах и во всех краях света, нечувствительно спознако-мился гораздо ближе со всеми оными, а особливо с знатнейшими в свете городами. Я узнал и получил довольное понятие о разных нравах и обыкновениях народов и обо всем том, что во всех государствах есть хорошего и худого, и как люди в том и другом государстве живут и что у них там водится. Сие заменило мне весьма многое особливое чтение географических книг и сделало меня с сей стороны гораздо более знающим. Не меньшее понятие получил я и о роде жизни разного состояния людей, начиная от владык земных, даже до людей самого низкого состояния. Самая житейская, светская жизнь во всех ее разных видах и состояниях и вообще весь свет сделался мне гораздо знакомее пред прежним и я о многом таком получил яснейшее понятие, о чем до того имел только слабое и несовершенное. Что касается до моего сердца, то от многого чтения преисполнилось оно столь нежными и особыми чувствованиями, что я приметно ощущал в себе великую перемену и совсем себя, власно как переродившимся. Я начинал смотреть на все происшествия в свете никакими иными и благонравнейшими глазами, а все сие и вперяло в меня некое отвращение от грубого и гнусного обхождения и сообщества с порочными людьми и отвлекало отчасу больше от сообщества с ними. Наконец, проистекла от того та польза, что как все праздное время по большей части занято у меня было одним чтением, то чрез сие не только не был я никогда в праздности, но и не занимался, кроме дел по должности, никакими другими побочными делами, которые легко могли-б меня отвлечь от моих полезных упражнений и завесть в какие-нибудь заблуждения. Что-ж касается до увеселения, производимого мне сим чтением романов, то я не знаю уже, с чем бы оное сравнить и как бы изобразить вам оное? А довольно когда скажу, что оное было беспрерывное, и так велико, что я и по ныне еще не могу позабыть тогдашнего времени и того, сколь оно было для меня приятно и увеселительно. Мне и по ныне еще памятно, как увеселялся я, не только во время чтения, просиживая без всякой скуки длинные вечера, но голова моя так наполненна была читанными повестями и приключениями, что и во время самого скучного хождения по ночам из канцелярии на квартиру, они не выходили у меня из памяти и я ими и в сии скучные путешествия не менее занимался мыслями и веселился, как и во время чтения, и чрез то не чувствовал трудов и досады, с шествием по грязной и скользкой мостовой сопряженной…

По наступлении весны и лета (1759 г.), время было уже не столь способно к чтению, как скучное зимнее, поелику множайшее количество наружных прельщающих предметов отвлекали к себе внимание и мешали чтению; однако я хотя с не таким усилием, но все продолжал упражняться в оном, но читал уже не столько романы, сколько другого сорта книги. Причиною тому было то, что наилучшие романы были уже мною все прочтены и остались одни оборуши и такие, которых на чтение не хотелось почти терять время; а сверх того попались мне нечаянно обе те книжки господина Зульцера, которые писал сей славный немецкий автор о красоте натуры. Материя, содержащаяся в них, была для меня совсем новая, но так мне полюбилась, что я совершенно пленился оною. Словом, обе сии маленькие книжки произвели во мне такое действие, которое простерлось на все почти дни живота моего, и были основанием превеликой перемене, сделавшейся потом во всех моих чувствованиях. Они то первые начали меня спознакомливать с чудным устроением всего света и со всеми красотами природы, доставлявшими мне потом толико приятных минут в жизни и служившими поводами к тем бесчисленным, непорочным увеселениям, которые потом знатную часть моего благополучия составляли…

(1760 г.). Ко всему тому очень много помогло мне то, что попались мне в руки хорошие нравоучительные сочинения и, между прочими, нравоучительные рассуждения господина Гольберга. Сему славному датскому барону и сочинителю я очень много в жизнь свою обязан. Он почти первый сочинениями своими вперил в меня охоту к нравоучению и прилепил меня так сильно к оному, что мне захотелось уже и самому, по примеру его сделаться нравоучителем. За сие и поныне имею я к сему давно уже умершему мужу особливое почтение и с особливыми чувствиями смотрю на его портрет, в одной книге у себя найденный.