(1724 г.). Май 26. На третий день праздника, к обер-каммергеру поутру приходили два студента для приглашения его высочества на диспут, который должен был происходить после обеда между Русскими и некоторыми иноверными духовными лицами. Наш придворный проповедник был приглашен в оппоненты. Его королевское высочество с большею частью своей свиты отправился в большое училище, которое в то же время и монастырь для лиц Греческого исповедания (ein Kloster von National-Griechen), чтоб послушать этот диспут, назначенный в честь коронования императрицы; но там не было никого из царской фамилии, потому что император узнал, что спорить будут на Латинском языке. Мы были приняты ректором, отцом Гедеоном, всеми архиепископами, епископами и многими архимандритами, и проведены в аудиторию, которая хотя и находилась в старом здании, однако ж внутри была довольно хороша и украшалась обоями и живописью. Над кафедрой висел портрет императрицы, убранный множеством лент. Приезд наш приветствован был звуками труб и литавр, и когда все присутствовавшие сели по своим местам, респондент (?), монах и профессор богословия, начал говорить речь на Русском языке, по окончании которой позади кафедры заиграла довольно хорошая музыка. Затем, когда она умолкла, выступили два педеля и стали приглашать обоих оппонентов, именно нашего придворного проповедника и одного монаха-Капуцина, начать диспут или, лучше сказать, возражение. Начался диспут. Наш придворный проповедник опровергал учение об исхождении Святого Духа только от Отца (de processione Spiritus Sancti a solo Patre), известный догмат Греческой церкви. Ректор, отец Гедеон, президент диспута, не стоял на кафедре, а сидел подле нее на стуле. По окончании диспута, внизу, у ректора, его королевское высочество угощали вином и сластями, и он пробыл еще часа два в обществе духовенства.
«Дневник».
ГОНЕНИЕ НА РАСКОЛЬНИКОВ
Один Русский священник, по имени Фома, дерзнул в Москве открыто проповедовать против Русской религии, против чествования икон и прочих подобных вещей. В начале духовенство увещевало его отказаться от своего лжеучения; но когда он все-таки не обращался на истинный путь и даже в праздник Св. Алексия вторгся в церковь во время общественного богослужения, изрубил топором в щепы иконы сказанного святого и Божией Матери и при этом начал было еще сильнее объяснять народу нелепости Русской веры, его схватили, посадили в тюрьму и, после наряженного совещания и суда над ним в начале этого месяца, сожгли в Москве живого, при чем он, держа в огне руку с топором, согласно приговору, обнаружил непоколебимую твердость во все время, пока пламя пожирало его тело и до последнего издыхания не переставал проповедовать народу. Рассказывали, что он был из раскольников, из той секты, которая совершенно отделилась от Русской церкви, удержав только некоторую обрядность и адиафору (adiaphora), и скрывается в лесах и других уединенных местах. Эти сектанты, впрочем, сполна уплачивают свои подати, только не желают находиться в таком рабском повиновении, как Русские, и в остальном во всем ведут жизнь безукоризненную. Их часто преследовали, с целью искоренить их; но до сих пор это оказывалось невозможным, и так как недавно еще настигли триста человек этих раскольников и загнали их кучею в одну церковь, чтобы позабрать их, то они не сдались в руки, а зажгли церковь и сами все побросались в пламя. После этого царь уже приказал оставить их в лесах, и, пока они не будут распространять свое ученье между Русскими, не преследовать их.
«Записки».
ПУСТЫННИКИ