— Граф дураком не был. Монеты чеканили польские, голландские и немецкие. И уже за границей их менял через жиденка одного торгового. И полученное золото и серебро и снова с медью мешал. Так граф стал богатеть не по дням, а по часам. Но он, как я уже говорил, дураком не был и с подельниками своими всегда делился щедро. За верность платил. Но и за глупость наказывал. Так что все у него было хорошо целых пятнадцать лет. До тех пор, пока его старый камердинер не решил исповедоваться перед кончиной. Тут-то все и вскрылось. В одну ночь повязали всю шайку. Разбирались недолго и судили скопом. Всех приговорили к порке, клеймлению и каторге.
— И графа тоже? — удивился Крапива.
— И графа.
— А чего ж у тебя клейма на лице нет?
Пантелей улыбнулся.
— А мне, дураку, повезло. Я же дезертиром был. С кексгольмского полку сдриснул в свое время. А тут накануне натыкаюсь на своего ротного командира в сопровождении унтера и нескольких солдат моего шестка. Как они тут оказались, ума не приложу. Но они меня хвать и к коменданту. Так и так, мол — дезертир. Мне сразу преизрядно шпицрутенов выписали, и несколько дней я пластом лежал. А за это время как раз шайку графа-то и повязали. Я как узнал об этом, сам стал на воинскую службу проситься. Боялся, что на меня подельники покажут, и пойду я в кандалах на каторгу. Лучше уж под ружье. В общем, видя такое мое рвение, меня более никак наказывать не стали и отправили на Орейбургскую пограничную линию в Тоцкую крепость. Тама я государю нашему и присягнул.
Наконец время отверстие в стене расширилось уже достаточно, чтобы в него мог пролезть любой из них. Так что Савельев оставил двоих доламывать кладку и отправился дальше по подземному ходу.
В отличие от ходов под стенами, широких и сухих, ход наружу был довольно узким и изрядно мокрым. Камни были покрыты плесенью, и все старались не прикасаться к ним лишний раз. Шагов через четыреста ход уперся в завал, перед которым была изрядная лужа.
— Эх, — вздохнул Савельев. — Ну ничего даром не дается.
— Даст Бог, немного завален, — откликнулся Пантелей и, неловко размахнувшись, ударил мотыгой по завалу.
Откапывались часа два. Причем работать приходилось всем, ибо отброшенную землю приходилось растаскивать по проходу ровным слоем. Для этого стали в цепочку и в полумраке махали лопатами. Но наконец земля перестала осыпаться и кирка, не встречая сопротивления, вылетела наружу. Еще усилие, и вся команда выбралась в руины сломанной кирпичной мануфактуры, где их уже встречали настороженные солдатики в островерхих суконных шлемах.
— Пароль!
Потребовал старший из них, наставив свой мушкет на вылезающих из под земли грязных и уставших разведчиков.
— Оренбург, — спокойно ответил Савельев. — Старшего зови.
Через час разведка снова шла по тоннелю, но вслед за ними длинной цепочкой двигались сотни солдат Муромского полка. Начиналась самая ответственная часть операции.
К полуночи в подвалы Авраамиева монастыря набралось почти полтысячи бойцов. Во все нижние ярусы башен восточной части крепости так же просочились подготовленные команды, в том числе и группа захвата у ворот.
Но самое главное — в город вышли отряды псевдопатрулей в обычной форме екатерининской армии. Пароль на эту ночь головорезы Савельева узнали у командира одной из групп после короткой, но беспощадной пытки. Так что двадцать групп, сопровождаемые бойцами из группы Савельева или кем-то из знающих Смоленск, уверенно двигались к заранее разведанным адресам временного проживания господ офицеров. Захват начался, не дожидаясь общей атаки.
Сигналом же к началу основной операции стал сильный взрыв в том самом тоннеле, который так усердно откапывали Савельев и компания. Гул взрыва легко достиг всех, кто прятался в темноте подземелий, и они рванули вверх, к боевым площадкам башен и пряслам стен. Где-то все смогли проделать быстро и тихо, пользуясь только холодным оружием, но не везде. У Крылошевских ворот вспыхнула частая стрельба. Были слышны даже разрывы ручных гранат. Но длился бой недолго. Вскоре все стихло, и над башней взлетел огонек сигнальной ракеты. Ворота были распахнуты, и через них в город на рысях стали врываться казаки и входить пехота. К рассвету город был в руках Пугачевской армии, и только Королевский бастион оставался непокоренным.
— Ну что, Андрей Прохорович, я свою работу выполнил.
Приветствовал командарма Савельев. Крылов довольно улыбнулся и по-простому обнял и похлопал по спине диверсанта.
— Ох, спасибо тебе, Карп Силыч. Если бы не ты и не твои люди, много бы душ православных полегло нынче. А так чуть больше сотни всего. И то с обеих сторон.
— Жаль только, что с этой крепостицей мы ничего сделать не могли, — махнул рукой Савельев в сторону бастионов. — Нам туда хода не было. И за короткое время мы придумать ничего не смогли.
— Ничего, Карп Силыч. Авось сдадутся, — оптимистично откликнулся Крылов. — Много ли офицеров в полон взяли ночью. И кто там старший?