Русский

Священник пропустил сквозь кулак свою золотую бороду, словно выжимал из нее сверкающую влагу. Над его головой зажглось голубое светило, и он, залитый лазурью и золотом, стал похож на икону.

– Наша либеральная интеллигенция, пораженная в чреве своем атеизмом, предлагает разрушить все религии, заверяя нас, что «скорость света», эта константа физического мира, может описать мир духовный, мир непознаваемой тайны, перед которой бессильны любые приборы… – Священник говорил, ясно раскрыв голубые глаза, не осуждая, но прощая заблуждения режиссера. – Но, увы, вместо веры, разрушенной во имя гуманизма и просвещения, рождается не атеизм, а поклонение Князю мира сего, то есть Сатане. И этот пресловутый Люден есть не кто иной, как воцарившийся Сатана, к которому придут поклониться все изнуренные, потерявшие веру народы.

Голубое светило нежно затрепетало, как таинственное око в черной глазнице Космоса. От него исходили разноцветные волны света. Казалось, Космос ликует, слушая священника, как теплое море, в котором всплывает перламутровая раковина. Два светила, багровое и голубое, посылали друг другу волны света, словно между ними происходило таинственное соитие, и множество жемчужных икринок плыло в черном океане Вселенной, заселяя безжизненную пустыню.

– К вам вопрос, почтенный муфтий. – Каратаев лихо повернулся на пятке и полетел к Хаснутдину, красный и едкий, как стручок перца. – Многие ставят под сомнение веротерпимость ислама. Не секрет, что в мире протекают кровавые исламские революции. Наш Кавказ дымится от взрывов. И террористы взрывают себя в московском метро с именем Аллаха на устах. Что это значит?

Муфтий Хаснутдин, плотный, туго затянутый в зеленый халат, в белой навороченной чалме, с маленькой бородкой и усиками, вначале сонно прикрыл свои желтоватые веки, а потом резко приподнял, так что яростно загорелись его вишневые выпуклые глаза. Над его головой в черноте загорелась серебряная звезда, ослепительная и прекрасная. Чалма стала белой, как снег, а халат замерцал изумрудом. Муфтий издал певучий горловой звук, каким муэдзин созывает с минарета правоверных.

– Именем Всевышнего, Всемилостивого и Милосердного. Ислам – это мир. В Коране, в каждой суре, в каждом аяте, вы найдете проповедь мира, взыскание справедливости. Всевышний требует от мусульманина любви и смирения. А тот, кто убивает и взрывает именем Аллаха, тот богохульник, а не мусульманин. Достоин наказания земного и небесного.

Звезда над его головой переливалась, дивно струилась. В ней была женственность, нежность. Она говорила, что мир был создан во имя красоты и любви – и лучистые силы неслись в мироздании, чтобы оно не погибло, – что в нем торжествует бессмертие и Господь восхищен творением рук своих.

Ведущий Семен Каратаев, как танцор-конькобежец, покатился в серебряном блеске. Замер. Пошел, осторожно переставляя ноги, как канатоходец, балансирующий на тугой струне. Его перст протянулся к раввину Исааку Карулевичу, впрыскивая в темноту пучок лучей, и раввин изогнулся, как испуганная черная кошка, горбя худую спину, вжимая в плечи маленькую бородатую голову в кипе.

– А вы, достопочтенный рабе, верите в веротерпимость нашего общества? Ведь рост антисемитизма и ксенофобии налицо. И Святейшему Патриарху еще далеко до папы Римского, который снял с евреев вину за распятие Христа.

Над головой раввина появилась комета, похожая на красную головню с золотой сердцевиной. Сердцевина пульсировала, как уголь, на который дует ветер. За кометой раскинулся хвост, драгоценный, как павлинье перо. Перо переливалось, в нем расцветали радуги. И казалось, что это космическое послание, летящее из одной Вселенной в другую, ищет своего адресата. Когда состоится встреча, полыхнет огромный взрыв, как цветок алой розы, а когда лепестки осыплются, возникнет спираль галактики, бесчисленные миры и планеты.

Раввин, согнувшись под кометой, словно боясь ее павлиньих радуг, произнес:

– Еврейский народ за свою историю вынес столько гонений, что нет другого такого народа, кто больше, чем мы, хотел мира. Я видел спектакль нашего гения Самуила Полончика. Особенно поразила сцена, когда Моисей получает от Бога скрижали и находит на них формулу Эйнштейна: «Энергия равна массе, умноженной на скорость света в квадрате». Это и есть формулы истинного единобожия.

Комета переливалась над его головой, и казалось, что к его кипе прикреплен волшебный плюмаж.

Серж наблюдал мистерию, созданную его фантазией. Слова участников шоу утрачивали очевидное значение и своим сокровенным смыслом зажигали небесные светила. Обретали истинную, творящую силу, которая останавливала и гасила солнца, воспламеняла остывшие участки Вселенной, воскрешала миры. Слова, превращенные в спектры, подхватывались кометами и мчались, как семена, в неодушевленные пространства, где превращались животворящие планеты – становились «словами Божьими».