Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

Полагаю, в дальнейшем изложении именно эти четыре фигуры Андрей Боголюбский, Александр Невский, Иван Калита и Дмитрий Донской могут стать своеобразными биографическими узлами нашей обезличенной истории, обращенной к человеку. Быть может, они позволят приоткрыть некоторые (до сих пор почти незаметные) стороны нашей истории…

В связи с этим хотелось бы отметить еще один важный момент. Обращаясь к местам памяти отечественной истории, мы не должны забывать справедливых слов Е. А. Мельниковой, характеризующих их как явление коллективного сознания:

«…историческая память сохранялась и поддерживалась лишь в той ее части, которая была актуальна для общества и имела ценность в настоящем. Она актуализировала те элементы истории, права, миропонимания, которые были важны в настоящий момент. И это обусловливало фрагментарность и избирательность исторической памяти. Она сохраняет лишь отдельные, крайне немногочисленные события (имена и т. п.) прошлого. До сих пор неясны принципы отбора этих событий: незначительное с точки зрения современного историка происшествие (например, битва в Ронсевальском ущелье или поход князя Игоря в 1185 г. на половцев) может отложиться в исторической памяти, тогда как более…значительные события не оставят в ней ни малейшего следа.

Сохранение исторической памяти предполагало также одобрение ее членами группы, и в этом отношении она являлась хранилищем социальных и этических ценностей, которые подтверждались каждый раз при воспроизведении определенной ее части. Тем самым она выполняла важную для социума морально-этическую функцию. При этом поскольку каждый член группы разделял заложенную в ней систему ценностей, то и в этом отношении она способствовала формированию социальной и культурной самоидентификации коллектива» [28].

В данном случае для нас особый интерес будут представлять случаи совпадения мест памяти наших предков и наших современников. Что стоит за подобным тождеством: единство ценностных структур и ориентаций, обеспечивающих, скажем, нашу этническую самоидентификацию? Или сугубо формальное совпадение, за которым кроется принципиальное переосмысление собственной истории? Не менее любопытны будут и моменты принципиальных расхождений. А что за ними? Наша (или их) инаковость? А может быть, таким образом тождество кроется от взгляда непосвященного?

Как бы то ни было, видимо, прав был Поль Рикр, подчеркивавший

«…глубинное требование герменевтики: всякая интерпретация имеет целью преодолеть расстояние, дистанцию между минувшей культурной эпохой, которой принадлежит текст, и самим интерпретатором. Преодолевая это расстояние, становясь современником текста, интерпретатор может присвоить себе смысл: из чужого текста он хочет сделать его своим, собственным; расширение самопонимания он намеревается достичь через понимание другого. Таким образом, явно или неясно, всякая герменевтика выступает пониманием самого себя через понимание другого»[29].

Собственно, в таком герменевтическом ракурсе мы и пытаемся увидеть историю Руси в данном курсе лекций.

Разговор обо всех этих проблемах, так или иначе, был начат в первой книге. Очевидно, не во всем он тогда удался. Сейчас мне (и, естественно, моим читателям) предоставляется возможность пройти по этому пути чуть дальше… Быть может, увидеть чуть больше…

Лекция 1: ОТ КИЕВСКОЙ РУСИ К РУСИ УДЕЛЬНОЙ

В отечественной историографии в качестве рубежа существования того самого зыбкого и довольно аморфного объединения, которое громко именуется Киевской Русью или Древнерусским государством, принято считать рубеж первой-второй четвертей XII в. Между тем рассыпаться на составляющие эта эфемерная конструкция начала гораздо раньше:

«…Уже в конце княжения Владимира появилась угроза целостному существованию Киевского государства. Конечно, о целостности этого государства даже и в более раннюю пору можно говорить только относительно, но не замечать или отрицать ее нельзя.

В год смерти Владимира совершенно четко проявились признаки, угрожающие государству распадом. Речь идет о поведении Новгорода, где в качестве посадника, подручника киевского князя, сидел в это время сын Владимира Ярослав. Долго живя здесь, он ясно видел большие задачи, стоявшие перед Новгородом. Неудивительно, что у Ярослава, хотя и подручного отцу, возникли политические планы, навеянные общей обстановкой новгородской жизни. Ярослав идет не с отцом, а с новгородскими боярами. В этом отношении он не представлял собой исключения. Его братья Глеб Муромский,

Святослав Древлянский и Мстислав Тмутороканский каждый в своей области были, по-видимому, солидарны с ним.

В 1015 г., незадолго до смерти Владимира, новгородцы вместе с князем Ярославом прекратили платеж дани Киеву. Киевское правительство оценило поведение новгородцев как первый шаг к отделению от Киева»[30].