Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Если сделать такое допущение (а согласитесь, что факты русской истории позволяют эту сделать), то чем ее, эту ненависть, объяснить? Неоднократно указывалось, что главная трудность России - в ее громадных пространствах; эффектная формула Бердяева: "Россия стала жертвой своих пространств". Но и до Бердяева писали об этом, например Б.Н.Чичерин. Русский человек убегал от власти, благо было куда, а власть его всё равно догоняла, прикрепляла к службе, к податям, крепила к земле. Но эту "крепость земле" можно понимать не только как исторический факт определенной эпохи - можно видеть в самих этих словах основную метафору русской истории. А такую крепость, такое прикрепление можно только возненавидеть. Бесконечность России не освобождает тело, тем более дух, а рождает некий космический ужас, вроде того, что испытывал Паскаль, глядя на звездное небо. Россия вызывает агорафобию - но и клаустрофобию одновременно.

Славянофилы говорили о государстве и земле как двух полюсах русской жизни: всё зло ее связано с первым, тогда как земля (в их терминологии - строй народного быта) есть источник всяческих надежд. Но земля в России должна пониматься прежде всего именно как земля - физическое бескрайнее пространство. И убегали - на край, на окраину, на "Украину" ставшую в этом контексте символом русской свободы. Такую громаду трудно, невозможно организовать, - можно только насильственно скрепить. Да, Россия- мать, куда от этого денешься,- но злая мать, мачеха.

Вот образ русской истории в образах матери и дитяти, как видит это поэт:

Пиршество матерей,

богатырш на кургане

в броне до бровей,

в рукавищих могучих

душивших поганых детей

Богатырши-Микулишны

пьют, а не плачут

А придут супостаты -

в атаку поскачут

На конях в рукопашный

без страха, сомнений и мук

И заплачет зазряшный

сопливый малыш Почемук

Это стихи петербургского поэта Сергея Стратановского, написанные еще - или уже? - в советское время, но дающие архетипический, то есть довременной, образ матери- воительницы, устрашающей амазонки. В России, можно сказать, такой матриархат сильно задержался. В этих терминах Ленин и Сталин - не сыновья, поднявшие бунт против предвечного Отца, на манер таких сыновей в первобытной орде, а скорее некие Матери - устрашающий образ подземного царства. Не убиение матери сыновьями происходит в коллективных глубинах русской психеи, а поглощение, пожирание сыновей Матерью-Землей - и бунт против этой Великой Матери в самом ее чреве, убиение матери, а не отца сыновьями, бунт Тезея против Федры, сыновей против мачехи России.

Такой коррекции, как кажется, следует подвергнуть наводящую на мысли статью Михаила Эпштейна.