Русская жизнь. Земство (апрель 2008)

Новониколаевское Отделение Русского Бюро Печати (Ядринцовская, 31) выдает бесплатно брошюры, листовки, плакаты; присылает бесплатно лекторов и инструкторов по культурно-просветительной работе.

Алексей Митрофанов Приемный покой

Будни земской больницы

Впервые слово «земство» прозвучало при Иване Грозном. Нет, его, конечно же, и раньше знали - просто именно тогда оно сделалось популярным. Не удивительно - ведь вся Россия разделилась на две части - опричнину и земщину. Опричники, как удостоенные особой чести, принесли присягу: вовсе не общаться с «земскими». Их нарядили в черные одежды, весьма напоминающие монашеские рясы. Выдали знаки отличия - по метле и по собачьей голове. Первое - чтобы выметать крамолу, второе - чтоб ее же выгрызать. Обязали их являться к общей трапезе, сопровождаемой молитвами.

Словом, получилось что-то вроде монашеского ордена.

Правда, жизнь опричного «монастыря» сопровождалась пьянством, оргиями и, главное, бесконечными убийствами.

Использовалось это слово и позднее. Василий Шуйский, например, хвалил ратников Ярославля в 1609 году: «Писали к нам из Ярославля воеводы наши князь Сила Гагарин, да Никита Вышеславцов, да Евсей Резанов, что вы, помня Бога и нашу православную крестьянскую веру и свое обещанье, нам служите, и о наших и о земских делах радеете, и промышляете, и против всех врагов креста Христова вооружаетеся, и на них бесстыдно приходите, и на многих боях многих воров и литовских людей побивали… И мы, слыша о том, со всеми нашими людьми обрадовались и всемилостивому в Троице славимому Богу милости просим, чтоб нам вас велел Бог здоровых видети и против вашей службы вас пожаловати нашим великим жалованьем».

«О земских делах радеть» было похвальным занятием.

Однако более-менее привычный для нас смысл слово «земство» приобрело только в 1864 году, когда после отмены крепостного права были введены так называемые земские учреждения - выборные органы местного самоуправления. В задачу их входило радение о земских делах, о жизни российской глубинки. Тогда же начал вырабатываться и весьма своеобразный тип земского деятеля - в первую очередь, конечно же, врача.

***

Классическое воплощение земского доктора, как известно, - Антон Павлович Чехов. Неудивительно: ведь у него имелось все необходимое для этого - медицинское образование, пенсне, бородка, легочный процесс. Да и произведения - соответствующие. Одна «Хирургия» чего стоит.

Антон Павлович и вправду был причастен к этой деятельности. В 1884 году по окончании университета Чехов был распределен в Звенигород, на должность земского врача. Он обитал в уютненьком зеленом домике. На этом домике сегодня две мемориальные доски. На одной написано, что Антон Павлович здесь жил, а на другой, разумеется, - что здесь же он работал. Земский врач обычно принимал по месту жительства.

«В Звенигороде в самом деле хорошо», - обмолвился однажды Чехов, прогуливаясь по холмам «русской Швейцарии». Что же ему здесь нравилось, кроме и вправду живописного рельефа, колоритных кривых улиц и здорового провинциального стола? Уж не работа ли?

Похоже, не она. Чехов вел в Звенигороде самую что ни на есть светскую жизнь. Его брат Михаил Павлович, тоже случившийся в Звенигороде, вспоминал: «Когда наступал вечер, мы с братом шли в гости к очень гостеприимной местной дачнице Л. В. Гамбурцевой, у которой были хорошенькие дочки, и можно было послушать музыку и пение и потанцевать».

По звенигородским впечатлениям писатель сочинил «На вскрытии», «Мертвое тело» и «Сирену». Но, хотя первый и второй рассказы все-таки имели отношение к его профессии, то третий - совершенно о другом: «Ну-с, перед кулебякой выпить… Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтобы соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот эдак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком».

Хорошие рекомендации, явно навеянные дачницей Л. Гамбурцевой и ее гостеприимством.

Правда, случались и осечки. Как-то раз компания веселых эскулапов (Антон Павлович, конечно, среди них), погуляв в окрестностях звенигородского монастыря, решила навестить коллегу, доктора Персидского, заведующего здешней больницей. Тот обрадовался, сразу же в саду накрыли стол, сервировали чай, закуски. Посидели, выпили и принялись петь хором. Репертуар, конечно, был студенческий, а потому и не особенно благонадежный. Исполнили «Дубинушку», «Укажи мне такую обитель» и что-то еще.

Вдруг появился полицейский надзиратель с протоколом. Дескать, песни подозрительного содержания, к тому же громко и на улице. Персидский возмутился - как это, на улице, ведь сад-то частный. Однако надзиратель оказался неуступчив. Как говорится, протоколу был дан ход.