А сейчас непонятно, для чего побеждать и что мы можем дать миру, даже его завоевав. Уже видно: когда побеждает Россия, в покоренных странах все приходит в упадок, в запустение. Всюду дух мертвящего гнета, все живое оказывается под подозрением. Выходит, победа ничего не принесет и никаких проблем не решит, а нужна месть, чтобы другие не смели жить ярче, свободнее нас. Смысл не в том, чтобы победить, а в том, чтобы погрузить во мрак весь этот праздничный, нарядный, богатый, жизнелюбивый и бесконечно чуждый западный мир. Мы готовы уйти в небытие, но при этом все равно заберем вас с собой, даже если вы разрушите нашу страну… Об этой системе автоматической мести “мертвая рука” любят говорить российские записные публицисты в зомбоящике. Труднообъяснимый комплекс нелюбви к жизни, недоверия к жизни, непонимания жизни.
“Бобок” — так называется рассказ Достоевского, где действие происходит на кладбище. Еще не совсем разложившиеся мертвецы рассказывают о своей жизни — о самом мерзком, чего они раньше стыдились. “Бобок” — бессмысленный звук, издаваемый обитателями кладбища, как будто лопается пузырь. Все растворяется в вонючей смертной жиже, люди духовно обнажаются, исчезает разница между одетым и голым. Это страшное состояние последних пузырей, оставляемых уходящими в топь, в небытие.
В России, где сначала резко отталкивались от постмодерна, обличали его как “западный плюрализм”, вдруг необыкновенно ловко стали им пользоваться — но в совершенно других целях, не всеразличия, а всесмешения. Ах, если все симулякр, давайте откажемся от различия правды и лжи, от различия науки и пропаганды, истории и мифа.
Существуют еще огромные геополитические тела, которые называются государствами, и у них своя судьба. Самое трагическое в том, что хорошие, одаренные люди оказываются вброшенными в государственное пространство, которое сводит на нет их дары и стремления, рассеивает их энергию. Неужели Россия обречена быть Рассеей, силой рассеяния, а не собирания творческой энергии? На протяжении последнего столетия государство упорно уничтожало своих подданных, питаясь их же энтузиазмом, их верой и надеждой, превращая все в труху, а их самих — в трупы. Вряд ли какое-либо другое государство уничтожило так много людей по всему миру, если учитывать его ответственность за создание коммунистических режимов в других странах. И вот морок, который, казалось, был навсегда развеян чудесной, мирной революцией конца 1980-х — начала 1990-х годов, опять навалился на страну, особенно в последние три года.
Если мы разложим историческую траекторию развития страны на составляющие, то увидим, что окончание 1980-х и 1990-е годы — это был период надежды. Казалось, что морок имеет свой конец: вот перевернется вся эта система, и мы окажемся на солнечной стороне истории, в здоровой стране, которая начнет заниматься не расширением своей внутренней пустоты на другие территории, а конструктивным, созидательным заполнением своих больших пробелов. Какая-то последняя надежда была еще жива. Но силы танатоса, пользуясь фрейдовской терминологией, начинают одерживать верх над силами эроса. Любовь к жизни так и не зародилась в масштабе всего общества — любовь к заполнению внутренней пустоты чем-то позитивным: городами, деревнями, дорогами, заводами, открытиями, изобретениями. Не случилось, не сработало. И только когда раздались воинственные кличи — “на Киев”, “на Европу”, “на Америку” и так далее, — тогда почувствовался какой-то эмоциональный заряд, интерес к тому, чтобы дальше расширять это пространство, внутри себя достаточно разреженное. Россия — одна из самых малонаселенных стран, а Сибирь — вообще наименее обитаемое место на Земле. И всюду, куда приходит это пространство, будь то Абхазия или Восточная Украина, занятые места оказываются столь же призрачными, выморочными! Ничто там не радуется жизни, все приходит в запустение. Так же было, когда Советский Союз раздвигал свои пределы на Запад, на Прибалтику, на Восточную Европу. Наверно, теперь уже обозначились последние границы возможной экспансии таких просторов, иначе они не вынесут центробежной тяги и сами взорвутся от разрывающей их пустоты.