Русская жизнь-цитаты-январь 2020

Самое скверное, что могло произойти с ТВ в 2010-е, — это то, что оно стало форпостом безопасности России. Не экономика нынче фундамент нашего суверенитета. Не армия и флот — защита от внешних угроз, а телевизионный комплекс в Останкино. Со своей стороны агрессивная телепропаганда оказалась едва ли не единственным оправданием существования ТВ в глазах власти Современная телесеть России нехитро устроена. Пятерка крупнокалиберных федеральных вещателей, напрямую или косвенно контролируемых государством: Первый, «Россия», НТВ, ТВ Центр, Матч ТВ. Рядом мелкокалиберные федералы: РЕН ТВ, «Россия 24», «Москва 24», «Звезда», «Мир». Еще парочка нерейтинговых каналов: «Культура» и ОТР (Общественное телевидение России) — зоны, свободные от рекламы. Наконец, сонм нишевых вещателей типа ТНТ, СТС, Муз ТВ, «Карусель» и т. д. На периферии расположился интернет-вещатель «Дождь». Его принято числить оппозиционным каналом, хотя если он и представляет в медиапространстве интересы какой-либо политической партии, то это незарегистрированная Партия здравого смысла.У каждого из обозначенных подразделений своя более или менее отчетливая повестка. У федералов — как крупных, так и мелких — пропаганда. Это их повинность и тест на лояльность. Viads Video Advertising«Культура» и ОТР отягощены просветительской функцией. «Культура» главным образом о высоком. У ОТР есть привилегия: оно может себе позволить оставаться интеллигентным в рассуждениях о политике. Обе компании по понятным причинам держатся в рамках официальных взглядов на социальные проблемы, на культурологические аспекты. Принято считать, что Россия — страна развитой демократии. Так оно и есть, по версии тех, кто высказывается в эфире канала. В РФ нет цензуры. И с этим согласны фигуранты программ на «Культуре». Нишевые каналы — это в основном досуговые заведения. Здесь веселятся, скандалят, оскорбляют, унижают, дерутся из-за наследства покойных, перетряхивают исподнее беспокойных… звезд шоу-бизнеса. Эти вещатели принципиально аполитичны и последовательно развлекательны. Это царство дикой, нецивилизованной буржуазности.Собственно, в таком распределении ролей основных телевизионных игроков нетрудно заметить некоторое сходство с нормативной базой для пролов (по-нашему, пипла) в оруэлловской антиутопии «1984»: «Считается нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к политике. От них требуется лишь примитивный патриотизм — чтобы взывать к нему, когда идет речь об удлинении рабочего дня или о сокращении пайков».Разумеется, злая антиутопия знаменитого британского писателя несколько поотстала от нынешней реальности. Нынче пролами (в смысле пиплом) люди не рождаются. Ими становятся в процессе потребления специфического телевизионного продукта. Он еще называется «контентом». И сегодня пролы хавают с равным удовольствием и «бульварное смотриво» типа «Дом 2», и пропагандистское пойло в жанре «60 минут» и «Время покажет». Фото: Агентство городских новостей «Москва» При более пристальном взгляде нельзя не обратить внимания на довольно тяжелый комплекс противоречивых свойств нынешнего российского телевидения, укорененных в тоталитарном прошлом Советской России. Это жесткая цензура, строгая заидеологизированность всего и вся. Советская идеология играла роль комиссара; ее стандарты, подобно приказам в армии, не подлежали обсуждению, а требовали беспрекословного следования им. Отсюда командно-административная установка информационного вещания. Отсюда — верноподданническая интонация в оценках правительственных решений. Отсюда гипертрофия пропагандистской функции политического вещания в ущерб аналитической. В свое время советская власть с большой настороженностью отнеслась к телевизору как нечаянному достижению человеческого разума. Она, как та придворная дама из шварцевского «Голого короля», что останавливала наивную Принцессу, едва та раскрывала рот: «Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи». Как раз самой «страшной тайной» для Советов и была их патологическая лживость. Штука, однако, была в том, что советское ТВ, обманывая зрителей, не могло до конца обмануть жизнь. В жизни всегда находятся наивные свинопасы и невинные младенцы, устами которых ненароком глаголят «страшные вещи», то бишь истины.Что касается художественного сегмента вещания, то оно носило факультативный характер. Здесь политический поводок несколько удлинялся, а идеологический ошейник чуток ослаблялся. И настолько, что становились возможными эксперименты в эстетической области. То, что случилось в 91-м с падением советской власти и с отменой идеологического диктата в сфере творчества, преобразило до неузнаваемости телевизионно-индустриальный пейзаж, и могло показаться, что все родовые травмы волшебным образом победоносно залечены. В 90-е годы представлялось, что советский строй разрушен до основания, а затем…Затем в нулевые годы государство снова накачало бицепсы, прижало бизнес, подчинило бандитские крыши, чем создало богатую питательную почву для круговой и нерушимой коррупционной поруки. То, что произошло с телевизионной журналистикой на пороге 10-х годов, доходчиво объяснил Леонид Парфенов в своей речи на церемонии вручения ему Премии Листьева: «После подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема — сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне — произошло огосударствление федеральной телеинформации». Фото: Оргкомитет премии имени Владислава Листьева Речь знаменательная. Произнесена она была в узком кругу руководителей федеральных каналов и статусных тележурналистов. Выслушана она была в гробовой тишине. Возразить теленачальники и их телеподчиненные ничего не могли. И не могли не понимать, что для них она звучала как моральный приговор.Хотя бы поэтому стоит вспомнить некоторые из ее положений.Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ.…Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника.…Высшая власть предстает дорогим покойником — о ней только хорошо или ничего.…на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.…Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом.…Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Эта речь, как теперь стало отчетливо понятно, не просто зафиксировала драматическую ситуацию, в которой оказалась отечественная журналистика; она обозначила наклонную плоскость, по которой нашему телевидению предстояло катиться все 10-е годы. И оно покатилось, год от года ускоряя бег. Ко второй половине 10-х в федеральном телевизоре уже было не найти не только Парфенова, но и Андрея Лошака, Светланы Сорокиной, Виктора Шендеровича, Николая Сванидзе, Алексея Пивоварова, Елизаветы Листовой, Станислава Кучера, Марианны Максимовской. К 14-му году из национального телеэфира выпал частнособственнический телеканал «Дождь». Поразила решительность, с которой власть кинулась разгонять «дождевые облака». Наступление шло широким фронтом. Операторы, хозяева кабельных сетей, а также крупнейшие холдинги почти синхронно стали исключать из своих пакетов антипатриотичный канал «Дождь» в единодушном патриотическом порыве. Загадочный ларчик с непримиримой неприязнью открылся сам собой, когда состоялось возвращение Крыма в родную гавань. Возникла острая внешнеполитическая коллизия, и в этой ситуации альтернативная точка зрения на нее оказалась излишней. Тем более что в тот момент набирала обороты пропагандистская кампания, обращенная против внутреннего врага — «Пятой колонны», а затем и в сторону «жидо-бандеровской Украины».«Дождь» выпал из национального эфира, но не пропал. Он остался в интернете, как и многие звездные тележурналисты-изгнанники.Федеральные каналы безраздельно господствуют в национальном эфире, но безнадежно разошлись с реальностью. Они ее в упор не замечают. А когда замечают, превратно истолковывают. И страстно тоскуют по идеологии. В ее отсутствие государственникам приходится опираться на культ Государства. Государства как некоего божества, которое всегда и навсегда приоритетно перед человеком. К этому и идет дело в нашей благословенной стране. И не сразу поймешь: то ли нас догоняет недавнее прошлое, то ли мы его догоняем.