в России нет второго такого оппозиционера (слово не очень точное, но здесь дефицит точных терминов; речь идет о самом широком круге политических активистов, партийных деятелей, ветеранов Болотной и просто завсегдатаев «Эха» и «Дождя»), который мог бы так же, как она, уверенно чувствовать себя в агрессивной среде ток-шоу федеральных каналов. Дело, очевидно, не в ораторских талантах, хотя и в них тоже, особенно с учетом нехватки сильных ораторов в оппозиции, а Собчак отлично говорит, но важнее вот эта уникальная для российского оппозиционера уверенность в себе, которой по разным причинам заведомо лишены все другие критики Кремля. Оппозиционеры поколения Бориса Немцова обречены носить на себе клеймо лузеров-реваншистов, когда-то не удержавших власть и теперь одержимых жаждой ее возвращения, да и вообще показательно, что при описании этой группы первым приходит в голову имя политика, убитого три года назад — ну а кто еще, Касьянов, Рыжков?
Ксения Собчак лишена обоих этих недостатков, она единственный оппозиционер, который в телевизионную студию заходит буквально по-хозяйски. Стоит заметить, кстати, что в интервью CNN этого хозяйского чувства не было — на чужой территории магия теряет силу.
Откуда берется магия? И из телевизионной карьеры, в любом случае впечатляющей и богатой — когда Собчак начинала в «Доме-2», многих нынешних телезвезд просто не существовало, — и, что важнее, из ее бесспорной принадлежности к российской элите по праву рождения, как бы пошло это ни звучало. Даже Владимир Соловьев не сможет сказать о себе, что он с детства знаком с Владимиром Путиным — а Собчак может, ну и кто из них двоих круче? Когда она наблюдала в студии Первого канала в буквальном смысле клоунское паясничание (он принес с собой цирковой реквизит) ведущего Артема Шейнина, она потому и была так невозмутима, что ни на минуту не забывала, что перед ней скромный телевизионный труженик на зарплате, стоящий в социальной иерархии настолько ниже ее, что на него и внимания обращать не стоит. Из российских оппозиционеров таким чувством обладает только Собчак. Кроме нее в этом смысле нет никого.
Этой же формулой описывается и вторая важная вещь, которую нужно понимать про Ксению Собчак — кроме нее никто из российских оппозиционеров не может неделю за неделей получать по часовому персональному телебенефису. Даже уже упомянутый Леонид Гозман всегда будет только одним из пяти-шести гостей студии, это потолок, которого ему не пробить, а все программы с Собчак — персональные, посвященные только ей.
если бы эфир у Малахова был единственным, но нет же, после него Собчак побывала и у верховного жреца телепропаганды Владимира Соловьева, и у пары «красных хипстеров» Ольги Скабеевой и Евгения Попова, которым ради нее вообще пришлось менять формат своей программы, где практически никогда (однажды была Мария Захарова — и, кажется, все) не бывает единственного гостя, и, наконец, пришла к цирковой парочке Артема Шейнина и Анатолия Кузичева, которые вели себя с ней так странно, как будто слали телезрителям сигнал — мол, это не мы ее позвали, это нам ее навязали. И тут уже не придумать никакой благородной легенды, российское федеральное телевидение — это колония строгого режима, там шаг влево, шаг вправо встречает стрельбу без предупреждения, и чтобы Собчак ходила из одного ток-шоу в другое, нужна слаженная совместная работа самых высокопоставленных (Алексей Громов?) чинов администрации президента, первых лиц обоих главных каналов (Константин Эрнст и Олег Добродеев), и, очевидно, самой Ксении Собчак, которая, и это бросается в глаза, строго следует некоторым правилам, причем это касается не только продекларированного ей нейтралитета по отношению к Владимиру Путину лично, но и, например, темы Дмитрия Медведева — упомянув «домик для уточки», она не назвала его по имени, хотя это явно напрашивалось. Сам факт телевизионной активности Ксении Собчак снимает все вопросы по поводу того, кремлевский она кандидат или нет — пелевинское правило трех колец оцепления с пулеметами работает всегда, и здесь не имеет значения, кто и что говорит в кадре, потому что если человек попал в телевизор, то его туда прежде всего пустили, и это «пустили» и есть самая точная политическая характеристика, перечеркивающая всю содержательную часть.