а про 90-е и волну, подхваченную или, думаю, прежде всего срезонированную Костюченко – - подумал, что здесь сильно разное – - собственные воспоминания: для меня это детство-отрочество-юность, первый опыт – и там, именно от того, что он первый – не с чем сравнивать – - это переживание, где все воспринимаешь «ну вот так», «норма такая», именно от того, что в этом вырастаешь – чтобы затем уже с удивлением осознавать, что «бывает и иначе» - - и для меня, как человека впечатлительно, теперь уже, ретроспективно, забавен контраст собственного весьма плохого положения – - где как раз все истории про рыбу, крупу и т.д. понятны и знакомы – - и переживания вполне индоктринированного – - свободой, демократией, красной угрозой, веймарской Россией (да, те статьи читал еще школьником, из журнала, сохраняя – еще по советскому, приобретенному от старших навыком – в отдельные подборки) – - силой даже не столько красивых слов, сколько молодости – - где с первым реальным коммунистом встретился лишь в университете – и все поражался, помню, на первых курсах – как, неужели, каким образом все это можно всерьез? будучи при этом знающим, компетентным? – - и, кстати, за это прежде всего благодарен университету, начавшемуся сразу же после дефолта – - за опыт встречи с другим, где невозможно вполне отвергнуть и непонятно, как с этим жить и что это значит – за серьезность вызова – - кстати говоря, о роли и реальной значимости в том числе идеологического разнообразия в университетской жизни, но это между прочим – - и возвратный опыт, размышления над тем, как жили и сами, и как жили другие – те, с кем доводилось пересекаться – - чем была жизнь учителей в то время, как существовал – на тот момент еще не разделенный на аэропорт и авиакомпанию, как раз в процессе разделения, хабаровский объединенный авиаотряд, памятная с самого раннего детства аббревиатура – ХОАО – - или памятная оттуда же, с середины 90-х – история на тот момент уборщицы, поделившейся в ближайшим человеком – а уже его рассказ запал в память – - что, мол, она всем говорит, что ингушка – а на деле чеченка – и вот приходится жить, ну вот как получилось, выбравшись из всего того ада, сбежав от вроде бы «своих», которые враги, и оказавшись посреди этого, тех, кто вроде бы враги, но получается выживать – - и никакие воспоминания сами по себе ничего не объясняют – кроме своего собственного, того, с чем пришел, почему что-то отзывается, а что-то лишь головой понимаешь – - а спор о 90-х – он еще надолго, ведь по существу он увязан с тем, что понимать под «нормальным мироустройством» и есть ли вообще таковое – или будет ли вновь в пределах нашей жизни
Андрей Тесля - а про 90-е и волну, подхваченную или, думаю, прежде... | Facebook
May 08, 2024 04:05
Стыдно быть нищей. Стыдно. Стыдно. Стыдно... - Elena Kostyuchenko | Facebook
Стыдно быть нищей. Стыдно. Стыдно. Стыдно быть нищим ребенком. Стыдно быть моей мамой, которая протащила через этот ад меня и сестру. С сестрой (она детдомовка) мы познакомились в больнице, куда она попала от тяжелого недоедания. Ей было шесть. Стыдно быть учительницей. Стыдно быть мамой-одиночкой. Как мне пишут, "ярославские леса богаты грибами и ягодами, что же вы". Что же вы. Ничего не было. Ни моей цинги, ни пеллагры сестры, ни голодных обмороков маминых учеников, ни одноклассницы, которая зашла в гости и я ей предложила пожарить костный фарш с овощами (мы уже неплохо жили, ахаха), а она отшатнулась. Кто хотел, тот зарабатывал. Ваша мама, наверное, пила? В 10 классе меня позвали на свидание в макдональдс. У нас в городе открыли макдональдс и ходить мимо него было невыносимо. Он пах - хлебом, маслом, мясом. Страшнее всего было с обувью. Страшнее всего было на рынках. Страшнее всего было собирать бутылки в Бутусовском парке и покупать на них что? Сосиски. А пельмени. То, что мы называли пельменями. Господи. И я всегда помнила, что нет, это не самая чернота, но она рядом. Буквально в соседней квартире. Я ее видела. Для меня, для моей семьи, для очень многих людей вокруг меня это время - время ужаса. Ужаса привычного, неострого, отвратительного, который, да, хочется забыть. Но я помню. Здесь я, видимо, должна извиниться за свою память. Но я благодарна ей. Когда вы отрицаете мой опыт и опыт людей, которые делятся своим ужасом, вы хотите нашего молчания? Нашего стыда? Вы думаете, что если написать "не было такого", оно станет непроизошедшим? Подумайте, пожалуйста, для себя. Я закрываю комментарии к этому посту. Я живая, мне больно. В предыдущих двух можно ответить на вопросы выше - ну или обсудить, какая я сумасшедшая, как я сижу на грантах от Певчих или на подсосе у Путина, как я художественно домыслила, то есть, наврала о своем детстве, которое да, должно быть временем радости и защищенности, но нет, не сложилось. Спасибо всем, кто говорит через стыд. Однажды ужас перестанет происходить внутри нас - но только если мы не будем молчать.