Русская жизнь-цитаты 7-14.04.2022

Полицейская проза,"«Выражал молчаливую поддержку противоправным действиям, направленным на дискредитацию ВС РФ»  Чем молчаливее становится улица, тем с особенной какой-то звонкостью, с каким-то особенным вдохновением, с какой-то особенной изощренностью звучит в наши дни ментовско-оперская лира.  Ярчайшие образцы этой полицейской беллетристики необходимо тщательно и любовно собирать в помощь грядущим счастливым исследователям удивительных нравов наших времен.  Ну, например:  «Гражданин использовал упаковку с мясным продуктом (окорок классический) как средство наглядной агитации с надписью следующего содержания: „МИР!“».  А это вообще, я считаю, подлинный шедевр, который бы сделал честь хоть Андрею Платонову, хоть Михаилу Зощенко:  «Лев Николаевич Толстой согласно историческим фактам, является исторической фигурой, представляющей условно названное „зеркало революции“, общеизвестный факт того что в произведениях, публицистических статьях автора, жестко критиковался правящий режим, в особенности за оправдания насилия при социальном взрыве. Таким образом, действия гр. Никитин А.Н, следует трактовать как призыв к свержению действующей власти, а также следованию идеологии Толстого Л.Н.»  Разве не шедевр?  А на Пушкинской площади была задержана известная переводчица Любовь Сумм. Провинилась она вот в чем:  «Демонстрировала средство наглядной агитации, плакат с надписью «То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей... Некрасов, Внимая ужасам войны», привлекая тем самым внимание неограниченного круга лиц.  Вышеназванная наглядная агитация содержит строки из стихотворения​ Н.А. Некрасова «Внимая ужасам войны», написанного автором в последние годы Крымской войны под впечатлением от «Севастопольских рассказов» Л.Н. Толстого. Указанные произведения содержат идеологию свержения власти, критику правящего режима за оправдание насилия…  Таким образом использованное Л.Б. Сумм средство наглядной агитации направлено на негативное отношение к проводимой военной операции Вооруженных Сил Российской Федерации».  Опять, заметьте, «Толстой Л.Н.», смутьян и русофоб, сочинитель и распространитель фейков, дискредитирующих ВС Российской империи.  Текст этот, как, впрочем, и многие другие шедевры новейшей полицейской словесности, конечно, гениальный. Но отдельно там, конечно, это: «Указанные произведения содержат идеологию свержения власти, критику правящего режима за оправдание насилия…» Меня-то учили в советской школе, что царизм был плохой, а кто был против царизма, тот был как раз хороший, например тов. Ульянов В.И.  Но, как говорится, шли годы, и наши, прости господи, идеологи пришли таки к тому, что любая критика любого правящего режима в лучшем случае предосудительна, а в худшем - подсудна. Ведь смысл и суть любого правящего режима не в его, так сказать, идеологии, а лишь в том, что он, режим -  а) правящий,  б) наш, местный, а не какой-будь там, избави боже, европейский или американский.  «Не наш» правящий режим с некоторых пор принято квалифицировать как «нацистский» на том лишь неоспоримом обстоятельстве, что он «не наш», каковое обстоятельство представляется вполне достаточным для того чтобы быть благосклонно и даже одобрительно воспринятым т.н. «ширнармассами» местного населения, не перегруженными лишними сведениями из трудной и малоприятной мировой и отечественной истории прошедшего века.  Впрочем, жизнь показывает, что «правящий» в ряде случаев бывает главнее, чем «наш». Если, конечно, те или иные «правящие режимы», - «наши» или «не наши», - обнаруживают свое внутреннее идейное и внешнее стилистическое родство.  Так замечательный поэт Лев Лосев в одном из своих эссе вспомнил о каком-то своем знакомом, фронтовике, попавшем в немецкий плен, оттуда сбежавшем, потом прошедшем сталинские фильтрационные лагеря,  потом, что часто случалось, спившемся и оказавшемся в конце концов по уже уголовному делу в тюрьме, где он тоже вел себя достаточно своевольно.  «Однажды, - рассказывает Лосев, -  его, опять наскандалившего, два надзирателя тащат в ШИЗО. Он вырывается, кричит: «Суки, фашисты! Немцы в Бухенвальде в карцер сажали, и вы сажаете!» На это пожилой надзиратель говорит ему укоризненно: «Значит, и там нарушал».  По тональности и по интонации эти и многие другие шедевры протокольной лирики ужасно напоминают учительские записи в дневниках.  Однажды в процессе теплого дружеского застолья почему-то все стали вспоминать, у кого какие интересные записи были в школьных дневниках.  Ну, и понеслось:  «Бился головой об стенку». «Подстрекал соседа по парте на антиобщественный поступок, то есть подговаривал его спрятать журнал от учителя». «Кривлялся и имитировал голоса домашних животных. «Сорвал урок черчения, разбив мелом очки учителю Сергею Васильевичу Потапову». «Опоздал на 20 минут, сославшись на пожар в квартире этажом ниже. Это правда?» «Громко хохотал во время выноса знамени дружины на торжественной линейке, посвященной 40-й годовщине Великого Октября». «Громко щелкал счетами на уроке арифметики». «Мало того, что спал, так еще и храпел». «Напихал сосулек в портфель Тани Чвилевой». «Кидался майскими жуками в Панину Наталью». «Скакал на переменке по партам. Дома он тоже скачет по столам, стульям, холодильникам и телевизорам?»  Самой выдающейся записью была единодушно признана запись «Бегал на уроке физкультуры».  Про «молчал на уроке» ничего такого не было. Впрочем, вру, — было! Про меня как раз. Вспоминаю, была такая запись. Как бы шутливая, но все же: «Два урока подряд молчал и не мешал вести урок. Он здоров?»",Полицейская проза,https://newtimes.ru/articles/detail/211269?fbclid=IwAR0sE8hiPuvJE9LitPJb2xxLrUE6qWYttVg8GpWQf-zhFWEBtR4T_TncSnY,2022-04-13 03:31:35 -0400