Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024

Вышла книга Алексея Навального «Патриот», и я жду возможности купить её по-олдскульному, в одном из русскоязычных книжных магазинов Европы. И вероятно, уже в тот момент, когда основное обсуждение книги спадёт. Эту книгу я очень хочу прочесть. Потому что не понимаю Алексея Навального и хочу узнать о нем больше, пусть и с его слов. Пожалуй, главный вопрос, который занимает меня бесконечно — это вопрос для многих сейчас фундаментальный: как теперь прожить свою жизнь, чтобы не было стыдно перед собой? Мы живем в то время, когда наши ценности под угрозой, они требуют защиты, но каждый воюет за своё и воюет по-разному (здесь я подразумеваю, что люди, уничтожающие всё, что мне дорого в России, делают это в защиту своих представлений о красоте, которые для меня являются варварскими — только они это делают с дубинами, наручниками и пыточными, как и следует защищать всякую средневековую херь, а я интеллигентно пишу, что нас обижают, как меня учили в университете). Когда-то, в обсуждении самосожжения Ирины Славиной, я услышала мнение, что человек может пойти на добровольную смерть, когда попраны, поруганы его главные ценности, потому что жизнь вне деятельной защиты этих ценностей просто губит его душу, а защитить их уже невозможно, остается только деятельно умереть. О себе же я знаю, что к нынешнему моменту не способна пожертвовать своей жизнью ради ценностей, многие из которых разделяла вместе с Навальным. И я вижу, что таких людей много. Ну, или я хочу думать, что нас много (я имею в виду, тех, кто разделяет эти ценности). Хотя бы в память о том же Навальном. Вижу, что все два года люди задаются вопросами, достаточно ли они делают, достаточно ли они сделали, а некоторые даже бьют себя в грудь и публично воют, что ненавидят себя за желание жить, быть счастливыми, бежать от войны и тюрьмы. (По-моему, я тоже такое выла, не буду искать, мне и без того за всё заранее стыдно.) Ненавидят себя за сытость, благополучие, путешествия, планы (да-да, я здесь точно с вами какое-то количество текстов назад). Мол, вот достойный пример: борьба, смерть, смелость, тюрьма, пытки, смерть. К чужим людям в голову не залезешь, тут и в своей-то ничего невозможно понять. Но я пробую порассуждать. Мученической смерти Навального я прежде всего противопоставляю безопасную жизнь с любимыми людьми, со своими детьми и партнером. Для меня крепкая, любящая, поддерживающая семья, возможность родить и растить детей в любви и спокойствии — это наивысшая, трудно достижимая ценность, ради которой нужно работать всю жизнь. Даже ради того, чтобы прийти в ту точку, где я нахожусь в настоящий момент, чтобы просто выйти замуж за непьющего ровесника, мне потребовались годы преодолений и борьбы с прошлым ряда поколений моей упорствующей в своих несчастьях семьи. У Навального, как я вижу со стороны, хорошая семья была всегда: это его родители и брат, его жена, которую он встретил довольно рано и с которой десятилетиями жил в крепком браке, и его дети, которых он не побоялся воспитывать в условиях политической борьбы с растущим диктатором (от безысходности меня забавляет мысль о том, что Путин всегда хотел вырасти, но получилось только вот так). То, что для меня было едва достижимым сокровищем, для Навального, как будто, было обычной базой. Возможно, я не понимаю Навального, как голодный не понимает сытого или бедный богатого. Как меня в моей эмиграции никогда не поймут те люди, кто за деньги сейчас идет в соседнюю страну убивать (и умирать). Может, мы на разных ступенях пресловутой пирамиды Маслоу. Возможно, именно человек из очень хорошей, ненормально здоровой для России семьи, имевший поддержку на всём пути своих выборов, мог позволить себе роскошь пойти дальше и стать чем-то большим, чем человек. (Да, я понимаю, что многие сочтут эту роскошь умереть за полярным кругом после многомесячных пыток — сомнительной, но Навальный такую историю себе именно что разрешил.) Да нет, конечно, не только это. Личность — огромное сочетание понятных и непонятных историй. Бог знает, какие ещё обстоятельства, уникальные качества и внутренние метаморфозы привели веселого человека к мученической смерти. В конце концов, мы можем вывернуть всю историю по-другому: ведь есть же небезосновательное представление, что больше всего смеются и шутят люди, которые боятся заглянуть за свой смех и увидеть там непрожитое горе, одиночество, слезы. Что если мы не знаем настоящего Навального, потому что он отшутился от самого себя? И положил свою жизнь на, предположим, алтарь нарциссических стремлений к величию. Ведь мы не раз видели и признанных святых, чья жизнь вызывала такие вопросы (Мать Тереза, к примеру). Я не знаю и поэтому хочу прочесть его книгу. А когда-нибудь — я надеюсь — и подробные воспоминания его детей. Человек это, безусловно, уникальный, и пока для нас он ещё человек, а не памятник, название улицы или глава в учебнике, я хочу понять, есть ли во мне место для хотя бы одной десятой его смелости и должна ли я всеми силами её искать, сколачивать из подручных средств, чтобы будущее, может быть, стало чуть менее ужасным хотя бы в нашем воображении? Или я могу разрешить себе моё выстраданное, эгоистичное счастье маленькой жизни? Вопросы эти, впрочем, поставила не смерть Навального, а само время. Где каждому из нас теперь нужно заново выбрать себе место.