Русская жизнь-цитаты 21-31.03.2024

"ЖИТЬ НЕ ПО ЛЖИ" Вот, готовлюсь к лекции и перечитал знаменитый манифест Александра Исаевича Солженицына. И как он к месту сейчас, через полвека ровно после первой публикации в "Daily Express". Мне кажется, и я напишу об этом особо, в нашем русском обществе уже начался тот же самый процесс, что и в конце 1960-х, процесс, памятный мне лично, который можно назвать словами иной самиздатовской статьи Солженицына - "На возврате дыхания и сознания" (1968), статьи, написанной в ответ на знаменитую работу (тоже самиздат) академика Андрея Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". Как я счастлив, что лично знал этих корифеев русской мысли, много раз говорил с ними! Наше общество было вновь повергнуто в шок, почти в беспамятство на этот раз не вторжением в Чехословакию, а вторжением в Украину, оказавшимся в тысячу раз более жестоким, чем то, 21 августа 1968 г. Путин думал, что у него получится как у Брежнева, ан нет, не вышло. История не повторяется. И сейчас русское общество начинает приходить в себя после глубокого обморока 24 февраля 2022 и соучастия во зле в марте 2014. Алексей Навальный, лживые и нагло организованные псевдовыборы, сама безысходность бесконечной войны начинают отрезвлять нас. И тут этот ужасный теракт в "Крокусе", и опять бесконечная ложь власти и её вновь явное бессилие в защите граждан, которые хотят "жить как всегда". И ясное осознание очень многими, что "как всегда" нет и уже никогда не будет после Украины, Сирии, после Алеппо и Бучи. Наступает возвращение сознания, и вот тут то и кстати манифест Солженицына, изданный полвека назад. Он вновь актуален. Да, много букв. Но иногда читать и думать - полезно и даже, жизненно необходимо. Жить не по лжи! Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Сам-издат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда только не тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких ре-жимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырасти¬ли Мао Цзе-дуна (на наши средства) — и нас же на него погонят, и придётся идти, куда де-нешь¬ся? и судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишённые — всё «они», а мы — бессильны. Уже до донышка доходит, уже всеобщая духовная гибель насунулась на всех нас, и физическая вот-вот запылает и сожжёт и нас, и наших детей, — а мы по-прежнему всё улы¬баем¬ся трусливо и лепечем косно¬язычно: — А чем же мы помешаем? У нас нет сил. Мы так безнадёжно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормуш-ку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возмож-ности для потом¬ков — только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твёрдости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (мо-жет, в щёлочку спрячемся), — мы только боимся шагов граждан¬ского муже-ства! Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку — и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской про-писки. Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло, удобно жить, на весь век хорошо: среда, социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание, мы-то при чём? мы ничего не можем. А мы можем — всё! — но сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не «они» во всём виноваты — мы сами, только мы! Возразят: но ведь действительно ничего не придумаешь! Нам закляпили рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставить их послушать нас? Переубедить их — невозможно. Естественно было бы их переизбрать! — но перевыборов не бывает в нашей стране. На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, — но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг — отказаться от работы, как это вдруг — выйти на улицу? Все же другие роковые пути, за последний век отпробованные в горькой рус-ской истории, — тем более не для нас, и вправду — не надо! Теперь, когда все топоры своего доруби¬лись, когда всё посеянное взо¬шло, — видно нам, как за-блудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнус-ность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки — да будут чистыми! Так круг — замкнулся? И выхода — действительно нет? И остаётся нам только бездейст¬венно ждать: вдруг случится что-нибудь само? Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнёмся хотя б от самой его чувствительной точки. От — лжи. Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь — его лицо пылает от са-моуверен¬ности, оно так и на флаге несёт, и кричит: «Я — Насилие! Разойдись, расступись — раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет — оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, — непре-менно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кро-ме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжёлую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподдан-ность. И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё по-крыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня! И это — прорез во мнимом кольце нашего бездействия! — самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи — она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях. Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду, вы-сказывать вслух, что думаем, — не надо, это страшно. Но хоть откажемся го-ворить то, чего не думаем! Вот это и есть наш путь, самый лёгкий и доступный при нашей проросшей ор-гани¬ческой трусости, гораздо легче (страшно выговорить) гражданского непо-виновения по Ганди. Наш путь: ни в чём не поддерживать лжи сознательно! Осознав, где граница лжи (для каждого она ещё по-разному видна), — отступиться от этой гангрен-ной границы! Не подклеи¬вать мёртвых косточек и чешуек Идеологии, не сши-вать гнилого тряпья — и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадёт, и чему надлежит быть голым — то явится миру голым. Итак, через робость нашу пусть каждый выберет: остаётся ли он сознательным слугою лжи (о, разумеется, не по склонности, но для прокормления семьи, для воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным че-ловеком, достойным уважения и детей своих и современников. И с этого дня он: — впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни еди-ной фразы, искривляющей, по его мнению, правду; — такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли; — живописно, скульптурно, фотографически, тех¬нически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни од-ного искажения истины, которое различает; — не приведёт ни устно, ни письменно ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда; — не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, ко-торого не разделяет полностью; — не поднимет голосующей руки за предложение, которому не сочувствует искренне; не проголосует ни явно, ни тайно за лицо, которое считает недостойным или сомнительным; — не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искажён-ное обсуждение вопроса; — тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду; — не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются. Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, — взором очищенным легко различит и другие случаи. Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Мо-лодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обминуть хоть одного из названных шагов — в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духов-ной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого недо¬станет смело-сти даже на защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло. Даже этот путь — самый умеренный изо всех путей сопротивления — для за-сидевшихся нас будет нелёгок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и чёр-ный-то хлеб с чистой водою всегда найдётся для твоей семьи. Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы — чехословацкий — неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достой¬ное сердце? Это будет нелёгкий путь? — но самый лёгкий из возможных. Нелёгкий выбор для тела, — но единственный для души. Нелёгкий путь, — однако есть уже у нас люди, даже десят¬ки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живёт по правде. Итак: не первыми вступить на этот путь, а — присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы на него всту-пим! Будут нас тысячи — и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч — и мы не ¬узнаем нашей страны! Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не даёт дышать — это мы сами себе не даём! Пригнёмся ещё, подождём, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов. Если и в этом мы струсим, то мы — ничтожны, безнадёжны, и это к нам пушкинское презрение: К чему стадам дары свободы?. . . Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич. 12 февраля 1974