Читаем Русская жизнь-цитаты 21-30.04.2024 полностью

Лиминальность — это то, во что мы оказались вброшены, когда произошло что-то, после чего наша жизнь не может продолжаться так, как прежде. Мы сброшены с привычной твердой земли в бурное море или в болото; мы попали куда-то, где у нас под ногами нет надежной опоры. Наши привычные способы двигаться и ориентироваться перестали работать. Старые карты стали бесполезными. Главная задача этой фазы — конечно, просто выжить и удержаться на плаву. Но важно понимать, что с высокой вероятностью эта фаза жизни потребует от нас некоей внутренней перестройки, которая делается не намеренно “от головы”. Нам необходимо создать в себе пространство, в котором может прорасти нечто новое — то есть, по определению, не существовавшее прежде и тем самым непредсказуемое. Когда оно возникнет, оно нас удивит. Вполне возможно, что другой берег, на который мы надеемся прибыть, не примет нас, если мы не преобразимся. Когда мы говорим, что старые карты стали бесполезными, — по-другому мы можем выразить это, сказав: “мы не можем продолжать старые истории о себе”. Истории — это основной человеческий способ ориентироваться в смыслах, развивающихся, растущих и разворачивающихся во времени. И когда что-то происходит, что вырывает нас из старых историй, мы, можно сказать, переживаем “нарративное крушение”. Это очень тяжелое переживание — не мочь ответить себе на вопрос: “кто я? куда я иду?” События, вбрасывающие нас в фазу лиминальности, бросают нам вызов — стать авторами своих историй, осознанно и намеренно. Для кого-то это может быть впервые, и тогда тем более сложно, если ты никогда не делал этого раньше. К счастью, существуют объяснения и инструкции о том, как писать истории о своем опыте, и об этом я расскажу отдельно позже. Здесь важно, что в течение некоторого времени, оказавшись в лиминальности, мы вообще не можем создавать о себе связную историю. С одной стороны, это происходит потому, что у нас эмоции зашкаливают, переживания слишком сильные, их много сразу, и у нас, возможно, нет для них слов, потому что раньше мы не пытались называть их словами. Они могут быть новыми, такими, с которыми мы не сталкивались раньше. Они могут очень быстро сменяться, нас “мотает” по ним, это может быть очень хаотично и бессвязно, и про это невозможно рассказать историю как “последовательность событий во времени, объединенную темой и сюжетом”. Здесь вызов, который перед нами бросает ситуация — все-таки обращать внимание на то, что происходит, хотя соприкасаться с этим может быть болезненно. Мы не обязаны делать это все время, но хотя бы иногда, когда у нас хватает сил и есть несколько минут, чтобы остановиться и выдохнуть. Нам нужно искать способы выразить это, то, для чего пока нет готовых способов выражения, и подобрать для этого слова. Если выразить болезненные переживания словами, их влияние на нас ослабевает. Существуют техники, которые позволяют сначала побыть в этом пока еще не выраженном словами хаосе переживаний, и потом хотя бы что-то из этого извлечь и поместить в фокус внимания, назвать и тем самым отделить от себя, мочь рассмотреть как бы со стороны. С другой стороны, эта интенсивность переживания выкидывает нас из того, что называется “окном толерантности к стрессу”, из состояния, где мы способны гибко адаптироваться. Мы застреваем либо в состоянии гипервозбуждения (когда мы не можем усидеть на месте, не можем расслабиться, у нас мысли и чувства бурно скачут), или в состоянии гиповозбуждения (когда мы чувствуем тупость и вязкость в уме, оцепенение в чувствах, тяжесть в теле, нам трудно шевелиться). Когда мы выпадаем из окна толерантности к стрессу, наше поведение становится в большей мере реакцией на стимул, нам труднее действовать осознанно, произвольно и в соответствии со своими ценностями. Поэтому одна из крайне важных задач для нас на фазе лиминальности — находить работающие для нас способы возвращаться в окно толерантности к стрессу. Готовых ответов, персональных инструкций, которые сработали бы именно для нас, пока нет. Универсальные ответы или ответы, годные для других людей, для нас могут не полностью сработать. Поэтому, оказавшись в подобной ситуации, очень важно и полезно занять позицию исследователя: “так, я сейчас изучаю себя в новой ситуации и пытаюсь понять, что мне поможет, буду это как-то фиксировать, чтобы оно помогло мне в будущем, потому что, вполне возможно, это не последнее подобное испытание в моей жизни; мне наверняка будет полезно составить свой собственный мануал преодоления критической ситуации; возможно, мой поиск и исследование окажутся полезными и кому-то еще, но это дополнительный бонус”. Нам может быть очень полезно знать, что и другие люди до этого проходили по аналогичному пути и оставили свои заметки, которыми мы можем воспользоваться: не столько ответы, которые они дают, сколько вопросы, которые могут помочь нам задать направление нашего собственного поиска. В критической ситуации мы довольно часто сталкиваемся с ощущением, что решать и разбираться надо со всем сразу и как можно быстрее. Это неподъемно; невозможно двигаться во всех направлениях сразу, разорвешься. Нам нужно намеренно ограничить фокус своего внимания и сказать: “Сегодня я буду думать вот об этом, а вот о том я подумаю завтра”. Это снижает тревогу. И здесь проверенные чужим опытом наводящие вопросы и план самоисследования могут оказаться важной поддержкой. Я приведу пример подобных вопросов и плана самоисследования для составления личного мануала самоподдержки в кризисной ситуации. Когда мы нашли какие-то способы удерживаться на плаву, тут как раз возникает задача восстановить связность разорванной жизненной истории. Мы не всегда осознанно думаем о том, какой именно сюжет мы сейчас проживаем, какой тематический конфликт пытаемся разрешить. Мы обычно просто действуем, как герои истории. Иногда мы даже не болеем за себя, как хорошие читатели. И мы редко рассматриваем историю в целом, как рассматривал бы автор, задумываясь: “так, и куда бы из этой точки сюжет мог двигаться дальше, чтобы персонаж оказался в условиях, необходимых для его развития?” Ситуация лиминальности бросает нам вызов: стать и автором, и хорошим читателем своей истории, и героем в новой ее главе. Для этого тоже есть специальные техники и приемы в контексте письменных практик. И еще один важный момент, касающийся метафоры путешествия в бурном море, когда старые карты оказались непригодными. На что-то нам все-таки необходимо ориентироваться — на что-то неизменное. Мы не можем, двигаясь по морю, ориентироваться как на суше: сначала вон до того утеса, потом вон до того валуна. То есть, мы не можем ставить какие-то метки в будущем, море слишком текуче и подвижно для этого; мы не можем двигаться от цели к цели. Но как же тогда двигаться в желаемом направлении? Мореходы с самых древних времен ориентировались по звездам. В нашей метафоре трансформации как путешествия звезды — это наши основополагающие ценности. Нам нужно прояснить свои ценности, чтобы понять, на что мы ориентируемся, когда мы продолжаем плыть; даже когда мы не можем ставить цели, мы можем делать что-то, что помогает нам воплощать наши ценности в той точке пути, в которой мы сейчас находимся. И в следующей. И в следующей. Для того, чтобы прояснить свои ценности, и для того, чтобы дать в себе прорасти чему-то новому, нам нужно, с одной стороны, уединение, время-пространство, не отданное решению прагматических задач выживания, с другой стороны — погружение в природу, помогающее нам восстановить контакт с чем-то большим, чем мы сами (…и более того, если мы научимся чувствовать себя дома, встречаясь с красотой природы, грандиозной или крохотной, мы сможем чувствовать себя дома везде, где бы ни было наше постоянное или временное жилище; это очень важно в долгих скитаниях). С третьей стороны, нам нужно встречаться со своим отражением, узнавая себя. Покинув свою прежнюю жизнь, мы оставляем позади большую часть отражавших нас поверхностей и, зачастую, забываем и теряем себя, не узнаем себя. Но мы можем вспомнить, где мы находили себя раньше, что отражало нам нас. Это могут быть книги, музыка, фильмы, другие формы искусства, что-то, что притягивало нас раньше. Мы можем снова их перечитывать, пересматривать и переслушивать, спрашивая себя: “где раньше здесь было что-то мое? что это было? а что сейчас? что вызывает у меня отклик? где здесь автору удалось выразить мое невыразимое, мою внутреннюю правду?” Практики восстановления контакта с собой и с чем-то большим оказываются исключительно важными на лиминальной фазе. Те события, которые вбросили нас в лиминальную фазу, и само пребывание в лиминальности может подрывать какие-то наши базовые, основополагающие представления о том, ради чего имеет смысл жить, о добре, о красоте, о правде, о человечности. Мы так или иначе оказываемся в духовном кризисе, и это очень тяжело. Важно это признавать и понимать, что на этом жизненном этапе духовная практика, помогающая заботиться об этой сфере жизни, не менее важна, чем забота о здоровье тела и о психической устойчивости. Если мы раньше не задумывались, какая форма практики могла бы быть годной для нас, или если прежние формы практики перестали быть годными, мы оказываемся перед еще одним вызовом: найти или создать подходящую для нас форму. И здесь письменные практики тоже могут стать для нас одной из возможных опор. В лиминальной фазе, находясь “между мирами”, очень важно продолжать поддерживать связи и создавать новые связи. Наши прежние привычные близкие отношения могут на этой фазе сильно видоизмениться, и иногда оказывается, что более значимыми оказываются связи, которые раньше были слабыми. Мы объединяемся с людьми иногда вокруг общих интересов, иногда — вокруг общих жизненных тем, ценностей или общего опыта. Ощущение одиночества очень характерно для фазы “между мирами”, но сила и поддержка сообщества, дружбы в этот период может оказаться особенно целительной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
1917. Разгадка «русской» революции
1917. Разгадка «русской» революции

Гибель Российской империи в 1917 году не была случайностью, как не случайно рассыпался и Советский Союз. В обоих случаях мощная внешняя сила инициировала распад России, используя подлецов и дураков, которые за деньги или красивые обещания в итоге разрушили свою собственную страну.История этой величайшей катастрофы до сих пор во многом загадочна, и вопросов здесь куда больше, чем ответов. Германия, на которую до сих пор возлагают вину, была не более чем орудием, а потом точно так же стала жертвой уже своей революции. Февраль 1917-го — это начало русской катастрофы XX века, последствия которой были преодолены слишком дорогой ценой. Но когда мы забыли, как геополитические враги России разрушили нашу страну, — ситуация распада и хаоса повторилась вновь. И в том и в другом случае эта сила прикрывалась фальшивыми одеждами «союзничества» и «общечеловеческих ценностей». Вот и сегодня их «идейные» потомки, обильно финансируемые из-за рубежа, вновь готовы спровоцировать в России революцию.Из книги вы узнаете: почему Николай II и его брат так легко отреклись от трона? кто и как организовал проезд Ленина в «пломбированном» вагоне в Россию? зачем английский разведчик Освальд Рейнер сделал «контрольный выстрел» в лоб Григорию Распутину? почему германский Генштаб даже не подозревал, что у него есть шпион по фамилии Ульянов? зачем Временное правительство оплатило проезд на родину революционерам, которые ехали его свергать? почему Александр Керенский вместо борьбы с большевиками играл с ними в поддавки и старался передать власть Ленину?Керенский = Горбачев = Ельцин =.?.. Довольно!Никогда больше в России не должна случиться революция!

Николай Викторович Стариков

Публицистика
10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература