Путин считает себя вправе заниматься вредительством, так как он уверен, что лишь отвечает на действия Украины и, соответственно, Запада как её „хозяина“. Тут я бы провёл прямые параллели между недавними провокациями на Балтике и действиями хуситов, которые ранее в этом году парализовали четверть всего интернет-трафика между Европой и Азией рассечением подводных кабелей в Красном море. С другой стороны, я думаю, что Владимир Путин считает себя вправе заниматься таким вредительством, так как он практически уверен, что лишь отвечает на действия Украины и, соответственно, Запада как её „хозяина“ – ведь диверсия в отношении „Северного потока“ была не его провокацией, а, например, недавняя атака в нейтральных водах Средиземного моря на судно обеспечения российских ВМС и его затопление могут убедить его, что теперь „всё позволено“. Предметом особого внимания, на мой взгляд, должна стать вовлечённость в эту деятельность китайских судов: КНР пока не пыталась открыто стать на сторону России в её конфликте с Западом, и такое поведение кораблей под флагом Китая и Гонконга не может не вызвать беспокойства – ведь если в отношении российских судов уже вводятся санкции и обсуждаются иные ограничения, то причин ограничивать китайское судоходство пока не находится. „Глубокой озабоченности“ недостаточно Что могут предпринять власти западных стран для противостояния новой российской угрозе? Пока они констатируют, как немецкий министр обороны Б.Писториус, что „никто не верит в то, что эти кабели были разъединены случайно“, и выражают глубокую озабоченность происходящим, как делают это немецкий и финский министры иностранных дел А.Бербок и Э.Валтонен, но ничего более серьёзного не предпринимают. Почему? Потому что какие-либо эффективные меры борьбы на сегодняшний день отсутствуют. Когда в конце 2023 г. в рамках НАТО был создан Центр по безопасности критически важной подводной инфраструктуры в составе Командования военно-морских сил (MARCOM), от него ждали прорывных решений, но пока диверсии так и остаются как непросчитанными, так и ненаказанными. Основные версии организации эффективной борьбы сводятся к созданию сетей подводных дронов и иных методов мониторинга – но пока, как подчеркивают многие специалисты, до широкого применения таких технологий ещё далеко. Кроме того, само по себе наблюдение ничего не даст – если по непонятной причине у очередного китайского или российского судна якорь срывается с его места в ненужном районе моря, это всё равно может быть списано на случайность, даже если сам инцидент будет должным образом задокументирован. Слышны мнения о том, что проблема настолько остра, что требует изменения норм международного морского права – но суть предложений не слишком ясна, а режим контроля над кабелями существенно не изменялся с 1884 г. Не будучи специалистом по проблемам безопасности и международному морскому праву, я бы акцентировал внимание на двух ответах – возможно, паллиативных и не слишком эффектных, но могущих изменить ситуацию к лучшему (я исхожу в данном случае из того, что никакого международного сотрудничества, которое могло бы проявиться в данном вопросе, не случится так как как минимум несколько крупных держав – Россия, Китай, Иран – не заинтересованы в изменении ситуации). Поэтому решения следует принять на уровне эксплуатантов инфраструктуры и стран, в территориальных водах или исключительных экономических зонах которых они находятся. В первом случае следует рассмотреть вопрос о серьёзной дополнительной физической защите кабельных систем – например, укрытии их бетонными или стальными каркасами, исключающими их повреждение „подручными средствами“ типа тех же якорей проходящих судов или рыболовецких сетей. Во втором случае (если мы говорим именно о Балтике) можно предложить применить обычные визуальные средства контроля. Я исхожу из того факта, что Балтийское море полностью поделено на исключительные экономические зоны прибрежных государств, и судоходство осуществляется только в их пределах (а иногда, как в датских проливах, и в пределах территориальных вод). Согласно ст. 58 п. 3 Конвенции по морскому праву 1982 г., „государства при осуществлении своих прав и выполнении своих обязанностей в исключительной экономической зоне должным образом учитывают права и обязанности прибрежного госу-дарства и соблюдают законы и правила, принятые прибрежным государством“. Последний пункт позволяет всем прибрежным странам (и любому их числу) принять закон(ы), требующи(е) универсальной лоцманской проводки. В этом случае право использования акватории судами третьих стран не ограничено, но такие суда могут следовать по ней исключительно при присутствии на палубе лиц, определяющих их курс и мониторящих действия экипажа, а также имеющих право оценивать элементы технического состояния судна (как, к примеру, прочность крепления якорей и такелажа). Речь, замечу, не идёт ни об осмотре судна (на что необходимы специальные полномочия), ни о каком-либо ограничении его права следовать в любой из балтийских портов (в том числе и в российский). События на Балтике представляются тревожными сигналами обострения международной обстановке и подтверждением того, что Россия проводит всё более опасный курс, провоцируя своих соседей на ответные действия. Нужно справедливости ради сказать, что и подрыв „Северного потока“, вероятно, свидетельствует об аналогичной позиции Украины. Судя по всему, страны НАТО не собираются квалифицировать действия России как агрессию, как и раньше, микшируя свои оценки в категориях „гибридной войны“, ответа на действия противника в рамках которой можно не давать. Насколько такая тактика может оправдать себя, мы увидим уже скоро – в зависимости от того, дадут ли усилия Дональда Трампа по относительному примирению России с Западом положительный эффект, или окончатся полным провалом.