Первое требование штаба Тихановской — начало диалога с созданным ей координационным советом по трансферу власти. Пример таких переговоров, где одной из сторон была бывшая правящая партия авторитарного режима, есть, напоминает политолог Екатерина Шульман. Правда, в таких переговорах должны быть заинтересованы, в первую очередь, сами авторитарные лидеры. «Вопреки популярной легенде, их гораздо чаще не вешают восставшие, а убивают свои же охранники», — отмечает Шульман. Просто альтернативные кейсы, как, например, убийство Муаммара Каддафи, лучше запоминаются, но статистически их меньше, чем случаев утраты должности и жизни из-за собственного окружения.Успешным примером таких переговоров Шульман называет «тунисский квартет», который несколько лет назад получил Нобелевскую премию мира за конституционные переговоры и мирную режимную трансформацию. Участниками переговоров были, в том числе, профсоюзы и союз юристов. В результате этих переговоров Тунис, страна, с которой началась «арабская весна», смогла мирно перейти к демократии, говорит Шульман. Но Лукашенко на переговоры с оппозицией даже в нынешней ситуации не пойдет, уверены опрошенные The Bell эксперты. «Это почти нереально: Лукашенко очень сложно сделать такой жест, и он уже токсичная фигура для оппозиции. Пойти на переговоры мог бы кто-то из подчиненных Лукашенко, но я не вижу очевидного пути к этому», — считает Артем Шрайбман. Если Лукашенко и сядет за стол переговоров, то это будет декоративная мера для снятия градуса напряженности — на уровне личных убеждений у него большое отторжение ко всему, что связано с оппозицией, говорит Катерина Шматина. Но и в таком случае он предпочел бы выбрать для этого менее заметного кандидата — например, социалиста Сергея Черечня, который еще до выборов отзывался на предложение Лукашенко передать оппозиции в управление неэффективные госпредприятия для модернизации. Предпосылок для диалога Лукашенко с оппозицией не видит и Григорий Голосов. Переговоры по тунисскому сценарию возможны, когда правящие группы разделены и заинтересованы в том, чтобы выторговать лучшие условия для существования, а Лукашенко понимает, что если уступит власть, лучшего будущего у него уже не будет, объясняет он. Координационный совет Светланы Тихановской создается для координации оппозиции — чтобы на Западе знали, с кем разговаривать, уверен он. «Что может сделать Запад в такой ситуации — тоже вопрос. По экономике и, как следствие, по Лукашенко сильно ударили бы секторальные санкции. Но они пока не обсуждаются, а персональные санкции против чиновников такого эффекта не дадут», — говорит он.
О НАДЕЖДАХ ЛУКАШЕНКО Наткнулся на
высказывание Лукашенко – очень показательное, по-моему, для понимания сохраняющихся у него надежд на удержание власти после провала карательного устрашения и примирения с массовыми уличными протестами: «Вы передайте всем, что никто никого уговаривать не будет. Все. Наступил тот рубеж, что если вы его переступите – господь с вами. Если вы вывалите на улицы, мы перетерпим. Если вы пойдете ломить – ответите. Вот вам мужской разговор». Читается это так: гуляйте по улицам, сколько хотите, кричите, что хотите, сколько вас, меня не волнует, эту линию обороны я вам отдаю, отступая на другую, но ее вы не захватите. То есть, дает понять, что ответом на любые радикально-революционные действия улицы, претендующие на отстранение его от власти, будет противодействие вооруженных людей, готовых выполнять любые приказы. Лукашенко уверен, что созданная им машина диктатуры остается надежной и послушной рулевому независимо от того, что думают о ней в стране и мире. И пока нет никаких симптомов, чтобы какие-то ее узлы и механизмы давали сбои. Поэтому Лукашенко и может позволить себе не принимать всерьез призывы к переговорам о передаче власти. А сколько может длиться это «пока», никто не знает. Лукашенко сохраняет президентские полномочия до инаугурации, которая, согласно Конституции, должна состояться не позднее, чем через два месяца после выборов. Вот в это время все, наверное, и решится. Образ белорусского диктатора стал в Беларуси и за ее пределами воплощением абсолютного государственного зла, а мирное восстание страны против диктатора, остановившее полицейские бесчинства, стало символом превосходства силы солидарного достоинства над силой его подавления. Но вопрос о том, посредством каких механизмов сила солидарного достоинства может мирно отстранить от власти вооруженную силу абсолютного государственного зла, на сегодняшний день остается открытым.
Нет ничего страшнее сейчас для